Вихорево гнездо. Женя Каптур
пустоши, овцы, щиплющие траву, и сиротливые рыбацкие домишки, а вокруг – бескрайнее море. И кажется, бежать тебе некуда, – поведал «чужеземец», а поразмыслив, добавил: – Там ютятся около ста человек и никогда ничего не происходит. Все друг друга знают, любят и ненавидят. Каждый втихаря мечтает уплыть оттуда, но боится, чем может обернуться воплощение мечты.
– И впрямь нерадостная картина, – с сочувствием покачала Пыля головой. – Я бы, верно, тоже решилась оттуда уплыть! Вы, небось, там всех перерисовали?
– Каждый овечий завиток!
– Ну, овец у нас побольше вашего! Пяток дней при деле будете.
– Хах! Миледи, вы меня обнадежили! Охота верить, Боги смилостивятся – буду при деле не едиными овцами, – понизив голос, доверительно признался рыжий незнакомец и задумчиво почесал подбородок.
Рука его пестрела заковыристыми узорами. Царапины, ожоги и шрамы слагали напоенную, но, увы, безотрадную историю жизни. Из-под воротника рубашки робко выглядывал гладкий рубец шрама столь причудливой формы, будто кто-то пытался перегрызть незнакомцу горло.
Завертелись у Пыли на языке вопросы, да вот только хруст «свежеубиенной» тыквы напомнил о делах более насущных.
– Сивуня, деспот ты окаянный, прекрати немедля! Желудок скрутит! Какой-нить из четырех… Или сколько у тя их там? Помилуйте, Боги.
– Подсобить закамшить13?
Выходец Бакки был невысок, но широкоплеч и крепок.
– Благодарю, не стоит! Не впервой, – обреченно ответила девушка, подхватила подолы платья и ладно перескочила через ограду. – Ой, чуть не запамятовала, спасибо за рисунок и добро пожаловать на Пустоши Орлиного Озера! Надеюсь, Боги будут к вам милосердны, и вы отыщите то, за чем прибыли. Прощайте!
– До свидания, миледи! – отсалютовал карандашом парень. Несколько крупных капель дождя упали на пожелтевшую страницу раскрытого дневника. Отступив от мокрого развода, искусник вывел надпись: «Фейри острова Схен». – Я тоже очень на это надеюсь.
Глава 2. Водяная мельница
Говорят, у Него есть псы. Только дай приказ – отправятся рвать. Одна правда была: Он держал зверя. Но то был не пес.
Стояла поздняя осень, когда леса и горы делались безлюдными. Девицы-пастушки, кои летом пасут на горных пастбищах скот, в сию пору сидят по домам, греются пред печкой, прядут шерсть, снятую с овец, и вышивают приданое, покуда их пастушьи избушки остаются безжизненными и заколоченными. Пустые деревянные скорлупки, застывшие в ожидании последующей весны. Пустоши Орлиного Озера безмолвствовали. В воздухе висела тонкая, медленно растворяющаяся дымка, предвещающая очередной не по-осеннему холодный день. Лесистые холмы накинули пестрые платки, а там, под ними, насколько хватало глаз, простиралось поле не отцветшего синего-пресинего люпина. Колышется волчий боб под ветром, словно зыбь морская. И страшно ступить в него: того и гляди – потонешь.
Юшка выпустила изо рта облачко пара и неспешно прошествовала вдоль ряда менгиров14, мозолистой ладонью поглаживая
Закамшить – изловить, схватить.
Менгиры – вертикально поставленные большие неотесанные продолговатые камни, разной величины, стоящие отдельно или составляющие длинные аллеи, кольцевые ограждения.