Вихорево гнездо. Женя Каптур
темная тень из тумана. Ухватисто проскакала по коньку желоба. Гремучим серебром стекла вниз. Не смела дрогнуть земля под ее весом. Веяло от той тени жутью глубинной, что цеплялась, как вьюнок за плетень. Отворилась звериная пасть в зубастом оскале. Протянулась ниточка слюны от клыка к клыку. Зародился утробный рык в глубины бездонной глотки. Сощурились зенки со штрихами зрачков. Сузился мир до полосы в один прыжок: от твари опасной до жертвы безвинной.
Кольнул в спину недобрый взгляд, обернулась Пыля и… разразилась улыбкой столь сияющий, точно ложку меда съела!
– Воротилась! Я уж тебя заждалась! Хочу пирог испечь, да токо яблок мне не достать. Подсоби, будь добра.
– Не буду, – окрысилась хмурная девица, что выросла на месте тени хищной. – Я те не коза на побегушках! Сама, трупёрда24, туда корячься.
– Не могу-у-у, у меня ноженьки болят, у меня рученьки болят. Ну, пожа-а-алуйста! – прокурлыкала травница, с щенячьим обожанием глядя на баггейна.
Юшку аж перекосило! Скажи ей Пыля убрать свежие коровьи лепешки, оборотня и то бы меньше скрутило, нежели от рожи сей слащавой. Обогнула баггейн, гадливость свою не скрывая, травницу и вскочила проворно на яблоню. Хоп, едва чумазые пятки блеснуть и успели!
– Выбирай те, что покрепче! Ай, ай, ай! Юша!!!
Из чистой гадливость естества стала фейри кидаться яблоками девушке ровнехонько в темечко светлое. Пришлось той живенько укрыться кадушкой.
От случая к случаю, то есть почти всегда, слыла Юшка тварью на редкость пакостной. Тощая, сутулая, шпынь-голова25 с носом длинным да горбатым, почто клюв экой хищной птицы. Нрав у фейри был под стать облику зачуханному: язвительный и злобный. Смех у нее был лающий, а улыбка зубоскальная. Нередкий скрытый народец лукав, мстителен да на злые шутки падок. Но и тут-то дала баггейн всем перца! Сами фейри сторонились с ней якшаться. «Достоинств» у Юшки, что звезд на небе, ажно оставалось дивиться, как стали они с Пылей подругами закадычными. Оборотень травницу подружайкой ни сколь не считала. Не умела рогатая дружбу водить. Стала девица для нее чем-то навроде привычки, как табак для человека – сплошной вред, а бросить не выходит. Пылю то ничуть не огорчало. Тепло ей на душе делалось и от мысли одной, будто они всамделишные друзья. А уж мечтать про то никто не запрещал.
– Слыхивала? На купца из Шалмаха тати напали! Ездил, значит, он в город на ярмарку, овец продавать. Или то поросята были? Хм… Ну, не суть! – трещала Пыля, нарезая круги под деревом. Не терпелось ей поделиться с Юшкой распоследними сплетнями. – Бают, продал задорого. В городе ночевать не решил. И чего? В кормильне цены, что ли, вновь подняли? Ой, а может и нам из мельницы кормильню устроить? С выпечкой домашней! Вмиг озолотимся! Стоит покумекать на досуге. О чем бишь я? А, вспомнила! Значит, вертался кузнец по темну и тут, как из кустов повыскакивают…
Взведено дергались уши баггейна, как кончик кошачьего хвоста. Допекал Юшку треп травницы. Мирские дела
Трупёрда – неповоротливая женщина.
Шпынь голова – человек с безобразием на голове.