Вихорево гнездо. Женя Каптур
реки в свои владения. Там он темными силами вынет из жертвы душу, положит ее в горшок, засмолит его и айда злорадствовать да слушать, как душа жалобно постанывает внутри!
Изобиловал Схен венами рек и артериями озер, но далеко не каждый тихий омут чертями полнится. Как ни крути, а место все же должно быть особенным – нахоженным и напуганным. В Сент-Кони, благо, такое имелось. Поросшее байками, что трут на вечерних посиделках, когда бабы сообща щиплют перья. По ту сторону деревенской изгороди, за которой в тени орешника с бойким плеском течет Козлиная река, перекинут старый мост. Вдоль реки густые камыши с осокой растут, а в них то и дело птицы болотные перекрикиваются. Почти век никто в тех местах ни зверя, ни птицу не пугивал. Деревенские носу казать боялись. Молва стоустая ходила, дескать, у того злополучного моста не один человек душу богам отдал. Коль пьяный мужик реку переходит и песни залихватские горланит, снизу словами той песенки ему вторят. А коль вздумается кому заглянуть в заросли камыша – схватят его за полу рубахи и в воду утащат! И река при этом бурлит, плескается, точно похлебку в ней варят, да, видать, на людских мослах!
Происки ниваши в годы те лихие горько отозвались местному мельнику. Стояла мельница его на малой речушке, что в Козлиную впадала. Путь на ту мельницу-колесуху вел прямехонько по старому мосту. Стоило моровым поветрием вести о кознях ниваши разлететься – мельницу обходить начали, на полевую тропу сворачивали, лишь бы подальше убраться. Все реже и реже помольщики наведывались, мельничный двор пустел, не было жерновам работы, все чаще и чаще колесо замирало за ненадобностью. Горевал мельник-бедняга, а после и совсем туго стало. Ушли от него подручные: нечем им платить, нечем семью кормить. Не смог мельник и сам долго в таком безлюдье куковать – мерещилось ему нечистое. И осталась та водяная мельница заброшенной.
Неистовствовало сие лихо без малого полвека назад. А в наши дни и не отыщешь уж того, кто со злобным водяным лицом к рыбоподобной харе сталкивался. Мост заново обкатали, а на мельнице старой прижилась травница юная. Живет она себе поживает и горя там не знает. В Сент-Кони девица захаживала всегда румяная, златокудрая и улыбчива. Ажно, может, того, утек ниваши вместе с водой талой?
Может, оно и так, но коль дело касалось народца скрытого – для Людвига МакНулли не было срока давности! Клюнул молодец на байку про водяного, едва удочку закинули. Не из тех людей был Людвиг, кто пред трудностями робеет. Упертости у Людвига, как у лося, прущего сквозь непролазный бурьян к вожделенному солонцу – рога пообломает, все вокруг снесет, а своего не упустит.
Чуть затеплилась ночь, а с ней и время, когда невидальщины фейри вытворяют – МакНулли за дело. С вересковых пустошей ветер прилетел. Дымку туманную над рекой всполошил. Старушку-иву по длинным веткам-сережкам потрепал. Потом выше взлетел и айда гонять лоскуты облаков! Выглянул месяц серебристый, засуетились вокруг него светлячками звезды. Вышел парень крадучись на улицу и оленем резвоногим скорее к Козлиной реке припустился.