Наследство Монсуара. Владимир Евгеньевич Лазовик
к чему-то, что может изменить не только его жизнь, но и… все.
Он обвел взглядом кабинет, остановился на шкатулке, все еще скрытой под тканью. Он знал, что должен открыть ее. Должен узнать, что внутри.
Но страх сдерживал его.
Он дописал:
…требует дальнейшего изучения. Крайняя осторожность обязательна.
Клекл поставил точку. Он понимал, что статья не закончена. Что в ней больше вопросов, чем ответов. Но он надеялся, что она станет первым шагом на пути к разгадке. Шагом… который может оказаться последним.
В этот момент сверху, со второго этажа, послышался звук закрывающейся двери. Марта. Она тоже собиралась на работу.
Через несколько минут она появилась на пороге кабинета. На ней было строгое серое платье, волосы аккуратно уложены в пучок. В руках – небольшая сумочка.
– Я ушла, – сказала она, не глядя на Клекла. Ее голос звучал сухо и безжизненно.
Клекл, все еще погруженный в свои мысли, оторвался от статьи и рассеянно посмотрел на жену.
– А? Что? – переспросил он. – Ах, да… Удачи.
Он снова уткнулся в свои записи, даже не заметив, как Марта, поджав губы, вышла из кабинета. Он не услышал, как хлопнула входная дверь.
Когда-то между ними была страсть. Была любовь. Были общие мечты и надежды. Но это было давно. Слишком давно. Годы, проведенные в этом забытом Богом городке, его одержимость своими исследованиями, ее усталость от его чудачеств… Все это постепенно разрушило их брак. Оставило лишь пустоту, холод и… взаимное непонимание.
Клекл вздохнул. Он знал, что виноват. Что слишком увлекся своими поисками, забыв о жене, о сыне, о… жизни. Но он не мог остановиться. Не сейчас. Не тогда, когда разгадка была так близко.
Он снова посмотрел на шкатулку. Он должен был быть сильным. Он должен был быть осторожным. Он должен был…
Он резко встал, подошел к шкатулке и решительно сорвал с нее ткань. Пора было узнать правду. Чего бы это ни стоило.
Но вместо того, чтобы открыть шкатулку, Клекл вдруг замер. Его взгляд, затуманенный, словно пеленой, уставился в пустоту. Мысли, роившиеся в голове, внезапно стихли.
Он медленно развернулся и, как сомнамбула, побрел наверх, на кухню.
Он не помнил, как поднялся по лестнице, как прошел через гостиную, как оказался перед старой, обшарпанной кофеваркой. Он действовал на автомате, ведомый каким-то внутренним, почти инстинктивным импульсом.
Клекл открыл шкафчик, достал банку с кофейными зернами. Руки его дрожали. Он высыпал остатки зерен в мусорное ведро, взял губку и принялся тщательно, почти маниакально, чистить кофеварку.
Он отдраивал каждую деталь, каждый винтик, каждый изгиб. Он вычищал старый жмых, прилипший к стенкам, с остервенением, словно пытался стереть не грязь, а… воспоминания. Или предчувствия.
Закончив чистку, он насыпал свежий кофе, налил воды, нажал на кнопку. Кофеварка снова заурчала, загудела, наполняя