Наследство Монсуара. Владимир Евгеньевич Лазовик
и телефон нотариальной конторы.
Бруг тупо смотрел на письмо. Монсуар… Завещание… Отец…
Все это казалось ему каким-то нереальным, далеким, словно происходило не с ним.
Он снова посмотрел на официальное уведомление. Дата смерти… Две недели назад.
Две недели… А он даже не знал. Он был слишком занят… своим пьянством.
Бруг сжал письмо в кулаке. Внутри него, где-то очень глубоко, шевельнулось что-то… Что-то, похожее на… боль.
Бумаги выпали из ослабевших пальцев Бруга и веером опустились на замусоренный пол каморки. Он откинулся на спинку стула, уставившись в одну точку невидящим взглядом.
Отец… Монсуар… Завещание…
Слова крутились в голове, как назойливые мухи, не давая сосредоточиться. Но за словами – образы. Туманные, расплывчатые, но… болезненные.
Он снова увидел себя маленьким. Мальчишкой с вечно взъерошенными волосами и взглядом, в котором любопытство смешивалось с какой-то непонятной грустью. Мальчишкой, который так хотел внимания, тепла, любви…
Но вместо этого – молчание. Вечное молчание.
Отец, запершийся в своем кабинете, в своем подвале, в своем мире странных книг, символов и… шкатулок. Отец, который махал на него рукой, как на надоедливую муху, когда он, Бруг, пытался заговорить с ним, поделиться чем-то… попросить о чем-то…
Мать… Мать, всегда уставшая, всегда молчаливая, всегда… отсутствующая. Она была рядом, готовила еду, стирала одежду, убирала дом… Но ее словно не было. Она смотрела на него, но не видела. Она слушала его, но не слышала.
Их вечное молчание… Оно было хуже крика, хуже ругани, хуже… всего. Оно было как вакуум, как пустота, которая засасывала в себя, душила, лишала… смысла.
Он рос, как сорняк у дороги – никому не нужный, заброшенный, одинокий. Он пытался найти друзей, найти компанию, найти… хоть что-то, что заполнило бы эту пустоту.
Но находил только… разочарование. И алкоголь.
Алкоголь стал его первым другом. Его единственным утешением. Его способом… забыться.
Сначала он пил, чтобы заглушить боль. Боль от одиночества, от непонимания, от… прошлого. От воспоминаний о молчаливом отце, о безразличной матери, о… Монсуаре.
Потом ушла жена. Ушла, забрав с собой сына – единственное светлое пятно в его жизни. И тогда он начал пить еще сильнее. Уже не для того, чтобы забыться, а… просто потому, что не мог иначе. Потому что алкоголь стал частью его самого, его сутью, его… проклятием.
Бруг провел рукой по лицу. Он чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Не от похмелья. От… воспоминаний.
Он снова посмотрел на письма, валяющиеся на полу. Монсуар… Завещание…
Он должен был ехать туда. Должен был… разобраться со всем этим. Но он боялся. Боялся прошлого. Боялся… себя.
Он поднял с пола письмо нотариуса, снова прочитал его. Ольга Сергеевна Вельская…
Он должен был позвонить ей. Но… не сейчас. Сейчас он не мог.
Бруг встал, подошел к окну, посмотрел