Мое облако – справа. Киноповести. Ю. Лугин
детдомовские в куклы не играют.
– Стесняются. Поэтому кукла здесь, за шкафом, а не в спальне под подушкой.
Тулайкин берет куклу у Алевтины.
– Бензином пахнет. Запах слабый, но чувствуется.
– Вася, да тебе с таким чутьем в разведке цены бы не было!
– Какая разведка? Я и в пехоте-то на фронте меньше суток продержался…
За окном приглушенно и настойчиво сигналит машина.
Тулайкин подходит к окну и тихим блеющим голоском напевает:
– Козлятушки-ребятушки, отворитеся, отопритеся, машина пришла, молочка привезла.
– Молочка?
– И молочка тоже. Американского сгущенного, банок пять, на младшую детдомовскую группу в тридцать человек недельный запас. А кроме молочка, крупу, жмых и масло постное, как обычно… И еще одного паскудного козленочка довеском. Того самого, по фамилии Ахтаров, а по кличке Комар.
– Как ты зло и по-прокурорски.
– Слушай, Аля, не начинай, а? Я же тебе говорил…
– Что значит «не начинай»? И что ты про Ахтарова говорил, я помню. И готова еще раз повторить: так нельзя! Авансом приговорил мальчишку, словно он прожженный злодей. Непедагогично, Вася.
– Вот такой хреновый из меня педагог. Только жизненный опыт мне подсказывает: люди не становятся подлецами нечаянно. Подлость – она в любом возрасте себя покажет. Ахтаров – тот еще гаденыш. Трусливый на самом деле, но это в нем страшнее всего… Ты в своих турпоходах по фрицевским тылам полицаев видела?
– Причем здесь полицаи?
– А если видела, то можешь представить на примере какого-нибудь виденного тобой полицая, как он в детстве на сверстников ябедничал и над малышами издевался?
– Если бы не война, совсем не обязательно, чтобы такой мальчик стал полицаем. Перебесился бы, попал бы под влияние хороших товарищей и, глядишь, стал бы нормальным рабочим или даже инженером.
– Или счетоводом.
– Или счетоводом!
– А те мальчики, которые под хорошее влияние правильных товарищей попасть не успели, но на немцев с кулаками бросались? Они сейчас где?
– Вот я и говорю: война – дело страшное!
– Ты Комара-Ахтарова еще не видела. А когда увидишь, подумай: получился бы или нет из него полицай.
– И не подумаю думать! Все равно это непедагогично. И даже нечеловечно!
Машина вновь сигналит.
– Блажен, кто верует… Ладно, извини, слышишь, труба зовет? Устраивайся пока. И морально подготовься по-человечески с козленочком нашим поговорить. Без подготовки, боюсь, не получится!
Тулайкин уходит.
Алевтина вытягивает ноги, замирает и…
…приглушенный расстоянием собачий лай вырывает ее из небытия, потому что у разведчика-диверсанта страх перед собаками вбит в подсознание на уровне рефлекса – бежать, спрятаться или хотя бы успеть приготовиться подороже продать свою жизнь.
Алевтина