Мое облако – справа. Киноповести. Ю. Лугин
по лестнице.
– Иваныч, а Иваныч? – окликает его Чимба.
– Ну?
– Ты сына своего часто порол?
– Да не то чтобы очень. Он у меня смышленый был, но приходилось. Помню, привела его раз соседка – он с ребятами у нее крыжовник тырил, вот тогда…
Чимба перебивает:
– Может, поэтому и был?
Иваныч вздрагивает.
– Может, и поэтому, – говорит он хриплым, словно бы в приступе астматического удушья голосом. – Я своего Сашку правильным мужиком вырастил. Может, поэтому и погиб. Смертью храбрых.
Иваныч уходит, и слышно, как он возится с ключами с той стороны двери.
– Зря ты так, Чимба, – упрекает Вован приятеля.
– А чё они «отец», «отец», «пороть некому»! И Василий Петрович, и Иваныч. А меня папка никогда не бил! На велосипеде кататься учил, мороженое покупал! – Чимба, шмыгнув носом, отворачивается и начинает раздраженно шариться по полкам.
Короткая пауза.
– Понял, да, урод? – кричит на Горела Вован. – Иваныч с нас спросит, если ты с гвоздями вовремя не управишься!
– Я управлюсь, – отвечает Горел, не отрываясь от работы.
– Ага, давай-давай! По-стахановски, как Иваныч велел. Из-за тебя, урода, погорели! Иваныч бы ни за что…
– Я горел. Вы нет.
– Слабо было насвистеть, что мы не при делах? Так, мол, и так, в хлеборезку залез по своей дури, а пацаны меня отговаривали, не пускали!
– Он не про хлеборезку. Он про морду свою паленую, – не оборачиваясь, поясняет Чимба,
– В хлеборезке пожара не было, – Горел, не выпуская молотка из рук, пристально смотрит на Вована. – Ты сам про пожар насвистел. Я вспомнил.
– Заложишь? Кто тебе поверит – ты же огня боишься! Даром, что ли, Иваныч у нас спички отобрал?
– Ты кричал: там люди. Людям гореть нельзя. Люди не немцы. Немцев здесь нет.
– Сказанул! У немцев три глаза, хвост и рога с копытами, да?
– Немцы не люди. Немцев не жалко.
Вован пытается что-то сказать, но его перебивает Чимба:
– Оп-паньки! Вован, чё я нашел! – и показывает Вовану пачку «Казбека». — Почти целая. Блин, а Иваныч спички отнял! Щас бы закури-и-ли…
– Хренушки! – Вован выхватывает у Чимбы папиросы и прячет в карман. – Это Комару. Комар вот-вот с кичи откинется. А мы ему папиросочки!
– А Иваныч не хватился?
– А хватится, скажем: Горел нашел. Горел у нас немножко дурачок, и любой в туфту поверит, будто он папиросы растоптал, пачку – на мелкие кусочки и в окно… Слышь, ты? К тебе, между прочим, обращаются! Иванычу про папиросы настучать западло. Понял, да?
– А он не слышит. Он занят. Ему некогда. Сам говорил: дурачок, а дураков работа любит. Так ведь, Горел? Чего молчишь?
– Молчание – знак согласия! – смеется Вован.
– Я не дурачок, – говорит бесцветным и лишенным каких бы то ни было эмоций голосом Горел, продолжая стучать молотком.
– Да ладно, не обижайся! – Вован якобы по-дружески бьет Горела по плечу, отчего