Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество. Игорь Евгеньевич Кокарев
нашего лайнера тоже кусочек заграницы. Роскошные салоны, круглосуточные бары, бассейны, сауна, музыка и танцы, и длинноногие соблазнительницы в купальниках, в шезлонгах. Пожилых пассажиров глаз как – то не замечает. Суда германской постройки, все новенькое, чистота, блестят поручни, краны, ручки, вешалки, пока не свинтит их, не унесет вместе с туалетной бумагой советский турист. Сезон закончится – и ободранное судно в ремонт, восстанавливать туалеты и каюты… По весне – все сначала.
В Средиземном море жарко, в малюсеньких каютах матросов и мотористов душно, спим на двухъярусных койках, завернувшись от жары в смоченные под краном простыни. Машинное отделение – мое хозяйство. Насосы, приборы, трубопроводы, текущий ремонт и обслуживание. Как мой отец смог проплавать сорок лет вдали от дома, не представляю.
Вахта на флоте по четыре через восемь. Моя, значит, с 4-х ночи х до 8-ми утра. Потом с 4-х дня до 8-ми вечера. Долго привыкал вскакивать без десяти четыре глубокий сон обрывать, а потом спать с 8 утра весь день. Все равно пассажиры днем на экскурсиях, судно пустое, делать нечего. В 4 дня снова на вахту. Зато весь вечер твой. Опять как когда-то на практике по Крымско-Кавказской линии. Бары, музыка, концерт в салоне, танцы, краткосрочные романы. Окончен рейс, на борт приходят новые искатели приключений и любители летних круизов. И так рейс за рейсом, месяцы и годы… Да что я, для этого родился? Пошел в кадры, попросился на танкер, нефть перевозить.
В Хиросиме, на верфи Мицубиси, принимали только что выстроенный для СССР танкер серии «Л» – «Луганск». По тем временам – гигант: 64 тысячи тонн дедвейт – водоизмещение, два главных двигателя – два огромных винта дают до 32-х узлов, по палубе можно на мотоцикле гонять. Лифт на восемь палуб. Сплошная автоматика и лабораторная чистота в машинном отделении. Каюта для каждого члена экипажа с иллюминатором, душем и кондиционером. На верхней палубе бассейн, волейбольная площадка, стол для настольного тенниса, гири, штанга. Ходим, любуемся: это ж не работа – курорт!.
А вот Япония мне не открылась. Не пустила внутрь себя. Видимо, не готов был к встрече. Да и чего требовать-ждать от молодого щенка, хотя бы и чувствительного? Справочников ни раньше, ни теперь не читал, в музее не ходил, экскурсий нам не организовывали. За два месяца так ничего и не понял в этой стране. Японская скороговорка вокруг только раздражала. Клуба дружбы моряков, как в Одессе, здесь не было. А на улицах много ли узнаешь? Почти нет европейских лиц. Это вдруг начинает угнетать. Тебя видят, ощупывают взглядами, как модель на подиуме. И проходят мимо. И не поймешь, что о тебе думают. Не интересны мы им. В кафешках и забегаловках, однако, американский рок. Кажется, уже никто и не вспоминает здесь об атомной бомбардировке. Быстро заживают рубцы и раны в стране Восходящего солнца.
Несется страна дружно из метро и поездов на работу, делает по команде в обеденный перерыв зарядку,