Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество. Игорь Евгеньевич Кокарев
кинематографистов проводили первую за тридцать лет социологическую конференцию? Лезть на рожон, да, я не хотел. Ходил по краю дозволенного, но обречь себя на то, через что прошли они? Тюрьмы, лагеря, публичное осуждение? Совесть от меня этого, по крайней мере, не требовала.
Идеология хотя и дряхлела, но оставалась основой и школы, и массовой советской культуры. Страной по-прежнему управляла «совесть и честь нашей эпохи», и отступление от догматов социализма и программ партии сурово каралось. Оттуда шли указания отправлять фильмы на полку, не печатать рукописи, давить бульдозером художественные выставки. Хрущев топал ногами на осмелевшую интеллигенцию и напоминал, кто в доме хозяин. Но в толщу массового, народного сознания критические мысли, увы, не прорастали.
Если бы «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана вышла бы во-время, когда роман был написан, еще было бы время очнуться, хоть что-то переосмыслить. И может быть, перемены в стране произошли бы раньше и стали бы они необратимыми. Но КПСС изуверски укорачивала художников, вырывала огромные куски из общественного сознания, замораживала коллективный разум народа, давя свободную мысль, как те сочные волжские помидоры, выращенные в парниках трудом частного собственника, которые все еще будет давить бульдозер уже в 80-х по наводке горкома КПСС.
– Но помидоры-то тут при чем, варвары? Ну, отберите, так хоть съешьте сами, раздайте в детские сады в конце концов!
Нет, раздавили. Как будут давить, сжигать, закапывать в землю красную икру, сыр, рыбу и другие «несанкционированные» продукты и через почти пятьдесят лет в путинской все еще не отошедшей от морока России!
Чем занят был ум, предоставленный самому себе в эти годы самообразования? Чтобы вырваться из липкого, засасывающего болота, упрямо собирал коллекцию статей, вырезок, книг, фильмов, спектаклей, песен, отдельных точных фраз, усилием воли приводил свои перекошенные мозги в нормальное состояние. Прочитанное, увиденное, отобранное в мусоре повседневности осядет где-то на нижних этажах сознания и выполнит свою невидимую работу, подготовит к переменам, которые уже были не за горами. Напрашивалась уже и тема для другой социологической диссертации, нужен был лишь материал, какой-то толчок.
И толчком стали полуподпольные лекции Замошкина, Левады, Кона, Ольшанского по социологии, социальной психологии и структурно-функциональному анализу. Они почему-то проходили в спортзале средней московской школы на Песцовой. Кто их организовал, я не интересовался, но в конце 60-х интеллектуальная Москва ходила на лекции о Парсонса и Лазарсфельде. Отцы теоретической социологии устами молодых докторов наук открывали путь к структурно-функциональному анализу и советского общества, и мы норовились теперь оценить эффективность отдельных звеньев государственно-партийного управления экономикой, культурой, политикой по-иному. Так называемая теория среднего уровня