Тетради 2015 года. Александр Петрушкин

      как на рыжеющем и мужеском пиру

      я эту чашу внове повторю —

      как будто набирая из Исети

      холодных уток что попали в сети

      светающего снега языка

      прохожего как будто с ИТК

      он возвращается в спрессованный как ветер

      Катеринбург и сломан свысока

      его мотив что повторяют дети

      когда вокруг его течёт река

      и иссекает лики

      в мокром свете

      Лучше всего на свете – вода,

      которая в солнце твоём растёт

      дремучая как чернозём, когда

      мы виноградом её идём —

      без произвола уже колец

      мясных, словно в шубы рядивших нас,

      вода рассыпается под конец,

      и смотрит снаружи из птичьих глаз.

      Слезятся очи у них ещё,

      трамвай их ревёт, но беззвучно. Им

      вино и грунт подаёт – вода —

      как рыбакам и ещё живым.

      И, обретая форму куста,

      свобода стоит в лепетанье сих

      птенцов, что блуждают внутри живота,

      который им не дано простить.

      Шары из пыли и угля

      летят в земле [как будто «бля»

      нам произносит их отец

      что надувает, как гонец

      себя дорогой до конца]

      плывут в миноге. Из кольца,

      из хоровода их идёт

      им избранный из тьмы народ.

      А с ним весна. Представь! – весна,

      что катится в шарах угля

      и дворник Вася Карапузов

      лежит лицом кисельным в пузо

      кошачьих отпрысков земли,

      в чей спелый фрукт

      мы лечь смогли,

      надув её живот неспелый…

      Так шарик, что парит во тьме,

      возможно, вспомнит обо мне

      Над преисподней – лёд, бумажный лёд

      хрустит и говорит ночь напролёт,

      ночь напролёт – из всяческих затей,

      растет из человеческих костей.

      Всё слишком человечное в аду —

      что вероятно = я сюда сойду,

      и лёд бумажный разгрызёт мой рот,

      где конопля насквозь меня растёт.

      Похоже слово наше – тоже ложь,

      его не подобрать – попробуй шов

      и кетгут, и крючки на вкус прожив,

      ты попытаешься лёд этот перейти,

      перерубить кайлом, хайлом, собой

      и бабочкою с мёртвой головой,

      ветеринаром на одной ноге

      [с вороной и свободой в бороде].

      Опишем всё исподнее как рай,

      где