Красный закат в конце июня. Александр Лысков
Паисий пропал в начале мая.
Видели, как он с саженным сачком на плече спустился от храма к реке. Из мутной водицы пытался загрести рыбу, ослепшую от ила. Удалялся вверх по течению.
И словно в воду канул.
Ежедневно дьякон Пётр читал по нём молитвы о здравии. Потом через день поминал – и реже.
И хотя дьякон не был в сан рукоположен, но, обвыкнув, самовольно вступил в должность. По своему усмотрению стал править службы.
По нахождении Никифором тела утопшего дьякон Пётр отслужил за упокой. На похоронах дружно решили, что соскользнул рыболов с глинистой кручи в глубь и запутался в рясе.
Однако квартировавший в это время в церковной пристройке мытник Пахом, перед положением тела отца Паисия во гроб, указал всем собравшимся на пролом в черепе мертвеца. И вправду, разглядели под сединами синюшную вмятину. И рубец на коже хотя был и размыт, но ясно различался.
Выходило – убийство.
А кто же враг-злодей? Кому православный поп встал костью в горле?
Ясное дело – язычник.
Двадцать лет отец Паисий проповедовал среди угорцев и тихим словом, и грозным проклятьем.
Отчаялся донести Христово учение по-славянски. Замыслил язычникам алфавит, письменность греческого начертания.
На досках вырезал буквы. Доски заострил с одного конца и вбил недалеко от кузницы Ерегеба в прибрежный песок сплошным щитом.
Из любопытства собралось вокруг достаточно местного люда.
Закат выдался пёстрый, расписной. Будто само небо из своих перьев и клоков складывало слова, тоже хотело что-то сказать.
Отец Паисий в потрёпанной рясе, с крестом на вервяном гайтане ткнул себя в грудь.
– Ен![62]
Повторил врастяжку:
– Е-е-е… н-н-н.
Одновременно указывал на буквы деревянной азбуки.
Прутиком на песке ещё и рисовал их.
Для закрепления науки опять ударил себя в грудь («Ен!») и ткнул в пропись.
Угорцы угрюмо молчали. Некоторые даже отпрянули, когда отец Паисий приблизился и пальцем указал на мальчика:
– Те![63]
Мальчик засмеялся.
– Т-т-т… е-е-е.
То же было перерисовано с досок на песок.
– Те! – выкрикнул понятливый отрок в лицо отцу Паисию, отчего священник благодарно перекрестился.
Следующее слово первого урока было «мы». По-угорски – «ми».
Потом слово «Истен», значит – Бог.
Я… Ты… Мы… Бог…
Для первого урока достаточно.
В каждый погожий день лета открывалась школа на берегу.
Постоянно вертелся вокруг отца Паисия внук шамана – Пекка. Ещё несколько безымянных угорских мальчишек. Да бобыль Балаш. Да сын Кошута – Габор. Да тётка Водла – эта скорее из женского расположения к отцу Паисию, чем от потребности в грамоте.
Время от времени, по пути на игрища, набегали угорские парни и девки.
Бывало, к сумеркам весь берег испишут буквами и словами.
C холодами затея сникла.
А замысел продлился. По просьбе отца Паисия первый его прихожанин, ныне
Я.
Ты.