Красный закат в конце июня. Александр Лысков
с Туттой шли на этот звук.
Вскоре между редкими стволами различили они блеск медных тарелочек – неукротимый Балаш священнодействовал у жертвенника, бил колотушкой по кожаной перепонке, разражался пронзительным криком, будто раненый заяц вопил.
Вокруг Балаша сидели на пуховых перинах беломшанника десятка два угорцев из Сулгара, верные своему пламенному вождю.
Втайне от стрельцов, наперекор мнению сторонников предателя Ерегеба, они собрались здесь сегодня для решительного разговора.
– Мега тол тюз, котель ме млег![70] – выкрикнул Балаш.
После чего скорчился и отрыгнул заветный янтарь.
Отёр камушек о меховую накидку и водрузил сверху каменной пирамиды.
– Мега тол тюз![71] – вразнобой ответствовала паства.
Шаман побежал вокруг капища, ударяя в бубен только с внешней, небесной стороны.
Взывал к провидению:
Оставь свой дом.
Его заколдовали злые духи.
Не ходи по прямой —
Там капкан.
Бегом, бегом
Семь дней по кругу…
Священный берег
Размоет река.
Священную заводь
Завалит песком.
Но они не исчезнут —
Мы их унесём с собой.
Ветер тучи нагонит.
Бог Ен на берёзе.
Попросим: убери тучи!
Открой хорошую жизнь…
– Элтэ фелхо![72] – на едином выдохе вырвалось у людей.
Мужчины, сидя на корточках, раскачивались.
Вторили шаману.
Женщины выли.
…Уходить решили в полнолуние.
Дней пять оставалось до назначенного срока.
Собирались без паники, пока до урядника Ворькова не дошли слухи, будто шаман Балаш по ночам прячется в жилищах угорцев и по-прежнему «мутит воду». Начались засады и обыски. Переворошили весь Сулгар. Наладились и на отшиб к Кошуту.
Среди ночи прискакали сперва к Синцовой обители. Оттуда надо ещё круга давать. Будили Никифора, кричали, требовали показать путь к Кошуту.
Их голоса за рекой встревожили Кошута в землянке, подняли с жёсткого ложа.
Оставалось им с Туттой только разгрести вход под лежанкой.
По всей длине лаз давно был прочищен. На другом конце, на выходе в склоне оврага загодя уложены: пад – кожаный мешок для обуви, емпара – корзина с одеждой. И вяленое мясо в кыре, корневике (плетёнка-консерватор).
В другой половине проснулись сын Габор с женой Марьей.
В семье угорца давно уже было решено, что Габор скажется русским. Он и сам был не прочь. Габор любил Марью. Накуковала ему дочка Синца про удобства и выгоды славянской жизни. Да и пример удачливого дедушки Ивана склонял к истине…
Когда слышится сиротский плач или бунтарский клич, когда начинается движение народа, – бытие переходит в эпос. Звучат его первые слова, – обычно это женские причитания:
День за днём пойдём
Через поле, через брод…
Шаг за шагом —
Будто курица зерно клюёт…
Ветер
Мы умираем от огня, который должен нас греть!
Мы умираем!
Убери тучи.