Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами. Этьен Экзольт
его были великолепны и то, что исходили они не от вражды или ненависти, но представляли всего лишь игру, воплощение хитроумного разума, превращало их в подарок жертвенной щедрости. Как игрок в марбунагу, увидевший непреодолимое поражение через несколько ходов, я мог улыбнуться, признать его, пожать руку противнику, в молчании покинуть поле боя, признавая собственное ничтожество, молча и стиснув зубы сидеть в пустом гостиничном номере, вцепившись в кресло и не снимая костюма, выбирая способ незаметного самоубийства. Отученный от поспешности многими своими ошибками, я предпочел все же сначала расспросить Снежану. Шипастые щупальца удушали цифры десять и одиннадцать, мне следовало поторопиться, если я правильно помнил ее расписание. Квартиру я покидал в спешке, не заглянув, согласно традиции, в фотоальбом, где хранились непристойные фотографии моих родителей, немало вытянувшие семени из нас с братом, захлопнул дверь, отправил ключ на прежнее место, выскочил на улицу, оглядываясь в поисках способа сократить путь. После встречи с Михаилом я должен был отправиться в ином направлении и тогда, после сорока минут неторопливой прогулки, оказался бы там, где мог бы встретиться с моей разборчивой предательницей. Выбрав показавшееся мне верным направление, я бросился вперед так быстро, как только могла позволить мне разболевшаяся нога. При каждом шаге холодная, колючая боль проходила от правого колена через бедро к промежности, брезгливо в ней останавливаясь и исчезая до следующего напряжения. Со страхом ожидая прикосновения к асфальту, я тем самым существенно замедлял себя, прорываясь сквозь арки, спотыкаясь о выпавшие из стен округлившиеся кирпичи, поскальзываясь на стекающей со стен сладкой молочной гнили, задыхаясь от обеззараживающих испарений покрывающего их красноватого мха.
Выскользнув из очередной сдавленной непристойности, я осознал себя находящимся на узкой улице, превратившей темную сторону в высокую желтую стену, лаково блестящую защищающим ее от граффити покрытием, бережливо прикрытую сверху колючей проволокой, брезгливо взирающую на меня черными морскими звездами видеокамер. Тяжелые от стыдливых и безгрешных черных плодов деревья нависали над ней бесформенными уплотнениями тоски, где-то за гневливой прочностью истерзанных кирпичей исступленно дрались носухи. Могло показаться, что стена тянется бесконечно, стягивая собой весь город, но я знал, что ею ограничен лишь относительно небольшой район, так и не восстановленный после Войны Воспоминаний. Любой местный житель знал способ определить слепое место между камерами, я же, вдобавок к тому, был обучен старшим братом, как можно забраться по гладкой поверхности стены, миновать колючую проволоку и избежать всех опасностей после. Ни одного из тех сокровенных знаний мне не пришлось применять, ибо в первом же слепом месте я обнаружил прикрытое опустившимися ветвями деревьев и вьюном барсучьей ягоды