Сэм и точка. Колониальный роман. Станислав Юльевич Буркин
приписывал молитве к сорока мученикам и чудотворил по совести. Субботними вечерами на Враженском бесы так и рвались из грешников кратчайшими путями. Бывало, Иван и сам очищался, а потому три дня до субботы строго говел, ходил на исповедь и делал по три глотка крещенской воды, желтевшей у него на подоконнике.
Последний раз после того, как он чудотворил в школе на уроке по основам православной культуры, его так пронесло, и совершенно не по расписанию, что аж хлюпало в валенках. Впрочем, в тот злополучный день досталось многим: Иван видел смирение участкового Мамонтова, выскакивавшего из дядиного дома в переулок с глубокими снежными колеями.
– Да что же это такое! – исходил проклятьями майор, поскальзывался и падал так, что папка укатывалась от него. – Расстреливать надо!
– Пистолету утеряет, – говорил ему вслед старец, чувствуя приливающую благодать. – Кака ж ты божья власть отмстительна без пистолеты?
Где-то об эту пору архиерей делил епархию ещё на две части, ибо чудилось ему, что здоровье не выдерживает юрисдикции над территорией размером с Италию. Всю зиму Иван караулил святителя и в отместку за то, что архиерей не берет его на послушание, делал различные душеполезные подарки. На тезоименитство он всучил архиерею блюдце молока с огурцом со словами:
– Преосвященнейший вития! Примите от всея Россия.
Князь церковный размахивая посохом, гонял старца по сугробам, а народ божий умилялся этими древнерусскими житийными сценами и слагал легенды.
Одна из этих легенд в простоте гласила, что дворнику от силы лет двадцать и что он бывший наркоман, а под видом старца косит от армии. Чего только не измыслит народ-рачитель! Говорили, будто он в Иерусалиме ест мощи или что это обезумевшая старуха. В интеллектуальных же кругах ходило о нем смутное подозрение характера неудобосказуемого, таинственного и даже заговорщического, роднившего историю Ивана с историей других старцев с высочайшими связями – цареубийцей Александром Павловичем и Григорием Распутиным.
Старцы – харизматические лидеры в церкви, всегда существовавшие параллельно иерархическому духовенству и изначально именовавшиеся пророками и апостолами. Старчество всегда сектантское, всегда радикальное, всегда апеллирующее к собственным визионерским способностям более, нежели к книжному авторитету. Старчество легко составит новое евангелие, если старое позабудут. Живое, эзотерическое, необузданное, изгоняющее бесов, совершающее бесчисленные чудеса старчество ненавистно иерархам. Но оно ближе к народу, больше взаимодействует с ним. Не старцы навязывают народу свою роль, а народ приписывает старчеству все его подвиги. Старец всегда тоталитарен. Старец предостерегает от других живых старцев. Мертвых же – почти сразу объявляют великими подвижниками, чтобы безопасно удовлетворить глубинное народное чаяние.
Вот он стоит – Враженский старец с лопатой: взгляд слегка