Сэм и точка. Колониальный роман. Станислав Юльевич Буркин
смаковали они. – Главное кому? Если себе, то всё не так уж и плохо.
– Да чёрт его знает, – ходил с кием на плече Аркадич. – Я с ним уже ничего не понимаю. Одно скажу, страшный он человек при любом раскладе. Взять хотя бы письмо, которое ему пришло неделю назад.
– Э-те-те! Ты что же это, штазист, перлюстрацию устраиваешь? – изумился Цукер.
– Да он просит вслух письма читать, якобы не грамотный, – отмахнулся дядя Мур. – Так вот приходит письмо на его имя, а в письме одно слово: «вольфрам». Я думаю, что за бред? А потом понял, что это он над моей кандидатской издевается. Ведь в каждой микроволновке есть мое изобретение. Я его сделал, но не запатентовал, и всё досталось другим. А как такое получилось? Я работу на стенде закончил, а вывод в уме держу – хочу моего научного руководителя повергнуть. Он работу прочитал и подытожил – вольфрам. Мне естественно было приятно, но не очень, так как за ним и осталось. Сейчас вилла у него в Силиконовой долине… А к дворнику моему письма приходят с тончайшими намеками.
– А от кого письма-то? – спросил только что закативший свояка Червяковский.
– Ну, как от кого? – устанавливая забитый шар на полку, продолжал дядя Мур. – С телевидения, где слова угадывают. Он же туда кроссворды на мертвых языках шлет.
– Ага! – сказал Цукер. – Так он у тебя только по-русски неграмотный?
– Да. И ответы просит читать. Неделю назад, например, такой был: «вольф», «срам», – продолжал жаловаться хозяин. – И как это прикажете понимать? А намедни из администрации письмо – вот: «Поздравляем с днем ангела нашего города». А когда наш благословенный-то был основан? А я вам говорю: седьмого октября. Кто имеет ум, тот сочти, – примолк дядя Мур, зажмурился и забил среднюю от двух бортов.
Червяковский полез в лузу за шаром и, почесав умудренную голову, прокомментировал:
– Да у вас тут прямо война и мир.
На следующий день Иван напился и валялся сначала на мосту, потом снаружи под воротами, и разнервничавшаяся Анна Фёдоровна обвинила супруга в том, что он отравил дворника. Дядя Мур уже и сам не понимал, кто это придумал – он или она.
Шли местечковые выборы, и дяде моему приходилось то и дело вступать в идиотские переговоры. Вопреки мольбам Анны Фёдоровны он не торопился затаскивать тело дворника в дом, никому не открывал, а спрашивал обходчиков через забор:
– А из какой фракции? Хотя не важно. Мой голос можно купить. Но я дорого стою.
– Если с тарой, – мычал из теплого сугроба агитаторам дворник, – то цена едина, а если без, то уже и станет.
– Тут вот святой человек подсказывает… – не успевали ответить дяде через забор, как выскочивший тигр, раскидывал захожан и утаскивал мычащего старца на свою территорию.
Являлись не только люди. Иногда за компанию с дворником приходили животные. Например, почтальон Навозов-Гаврилов, разносивший пенсию старушкам, охраняемый своей бесполезной собачкой. Иногда собачка приходила