Русские музыканты об Америке и американцах. К. Иоутсен
войной уступило место маразму… и потому, что большинство наших самых интересных знакомых, которые раньше частенько приезжали в Калифорнию, теперь возвратились в Европу…111
В таком же пессимистичном духе выдержаны были и другие письма композитора конца 1940-х годов. «…Голливуд безынтересен, Калифорния вообще сильно изменилась, даже климат…»112 К последним годам жизни Стравинского Лос-Анджелес приобрёл уже те черты, которыми знаменит и поныне: «…Все [наши друзья] покидают California из-за плохого воздуха (туманы и smog). Зимой ещё лучше, а летом невыносимая жара. Но где же жить? В больших городах всюду стало хуже…»113 Полную солидарность в оценках проявлял и друг Стравинского Николай Набоков: «Голливуд из шикарной столицы кино быстро превращался в грязный муравейник, где солнце светило сквозь пелену смога, а знакомых лиц становилось всё меньше»114.
В октябре 1963 года в письме к Набокову бессменный секретарь Стравинского Роберт Крафт отмечал, что тот был бы рад любой возможности уехать из Голливуда, хотя бы на время – настолько город стал невыносимым. Друзей у композитора действительно здесь оставалось всё меньше, а кинозвёздная публика раздражала его всё больше; водить машину он не мог, ходил с трудом и вообще проводил большую часть времени дома, в окружении врачей и налоговых юристов. При этом, в полном соответствии своей противоречивой натуре, самим голливудским домом композитор был вполне доволен и не желал переезжать, даже когда появлялась перспектива улучшить жилищные условия115.
В несколько иных условиях находились все те, для кого Лос-Анджелес стал не только местом проживания, но и непосредственным местом работы, главным образом, очевидно, на киностудиях или в смежных областях, индустрии развлечений вообще. Кто-то же просто не имел ничего против атмосферы гламура и сомнительной экологии и без особого труда мог приспособиться к новым условиям. В конце концов, население Калифорнии вообще и Лос-Анджелеса в частности продолжало неуклонно расти. В 1960-е годы, незадолго до отъезда Стравинского на Восточное побережье, сюда переселился Николай Слонимский, а несколькими годами ранее – и Владимир Дукельский.
Теперь я – убеждённый калифорниец, и никуда больше не перееду, хотя мне по-прежнему кажется, что, по контрасту с Нью-Йорком, жить в Калифорнии хорошо, но посещать её неинтересно. Краткое пребывание в Лос-Анджелесе даже наблюдательному визитёру принесёт скромные впечатления. Вообще, всё тут смахивает на разбавленную Ривьеру, только в большем масштабе. Бензоколонки куда внушительнее пальм, а здешние обитатели, чистенькие и крупные, выглядят так, словно они всю жизнь только тем и занимались, что ели здоровую пищу, пили фруктовые соки и загорали, катаясь в своих открытых кабриолетах. Погода настолько однообразно хороша, что никогда не становится темой для разговора. Расстояния такие большие, что никто в Лос-Анджелесе никогда не «заскакивает» в гости к друзьям, которые обычно живут не ближе, чем в десяти милях. Ночная жизнь ничем особым не выделяется –
Letter from I. Stravinsky to A. Sachs (15.11.1949) // SSC-1. Р. 366.
Letter from I. Stravinsky to N. Boulanger (16.09.1950) // Ibid. Р. 247.
Письмо В. А. Стравинской К. Ю. Стравинской (декабрь 1968) // ССЕБ. С. 201.