Литературный институт. Виктор Улин
указанной комнаты, а потом еще и пока нужный человек соизволит бросить свои неотложные дела и спуститься за нежданным визитером. Примерно так, как происходит сейчас в любом отделе полиции, но при отсутствии мобильной связи.
У девушки, разумеется, пропуск имелся, да и одета она была по-домашнему: не в джинсы, как большинство особ женского пола, а во фланелевое домашнее платье с голубыми разводами (очень шедшее к ее светлым волосам) и отделанную серым кантом черную кофту с накладными карманчиками – без пуговиц, с запАхом и перехваченную пояском. Она производила впечатление только что спустившейся к доске объявлений, чтобы прочитать нечто новое или поискать телеграмму для себя. Ведь в те времена средством экстренной связи служили именно телеграммы, которые почтальоны без слов прикрепляли кнопками. Но доска была пуста, единственным текстом на ней остались красные буквы, оповещающие непонятливых о том, что это именно доска и именно объявлений – а она стояла и стояла. В той же позе, что в институте и с тем же сереньким блокнотиком, и рассматривала белую пустоту – теперь уже в точности как Высоцкий! – только ничего не писала.
(Спустя без малого двадцать пять лет воспоминание именно об этой девушке, стоявшей перед пустой доской, на которой не имелось объявлений – совместно с моей фотографией 2007 года с девочкой лет 14-ти, недвижно смотрящую в морскую даль на побережье Алании – послужило толчком к написанию этапного романа «Девочка у моря». Хотя с первого взгляда было ясно, что девочкой эта девушка не была.)
Позже, познакомившись с нею, я узнал факты, которые могли служить причиной ее странных состояний.
Будучи молодой с виду, она уже была вдовой, потеряв в мотоциклетной катастрофе мужа и ребенка, и у нее самой еще плохо сгибалась левая рука…
* * *
Имя девушки я узнал раньше, нежели мы познакомились лично.
Тому послужил ее сокурсник, сермяжный поэт лет сорока – восходящая звезда и общепризнанное будущее русской изящной словесности.
Вечно пьяный кривоногий коротышка с фигурой шимпанзе.
Известный всем как «Дровосек».
Не из-за мирской своей профессии, а после одного вечера, когда он поставил на уши все общежитие.
Полностью неадекватный стихотворец в течение нескольких часов бегал вверх и вниз по этажам нашего вертепа с невесть откуда раздобытым топором. Гонялся за собственной тенью, но не оставлял внимания всех попадавшихся на глаза: метался, словно эхо прошедшей войны. И, вероятно, все кончилось бы не смешно, не встань на пути героя сладкая парочка. Два третьекурсника, два нежных друга – два всем известных прозаика-гомосексуалиста. Активный бритый и пассивный бородатый – классификацию привожу авторитетно, поскольку однажды имел грех, на пару дней нарушил идиллию, будучи подселен третьим в их комнату по причине отсутствия свободных.
Бритый выдернул занесенный топор, бородатый ударил поэта поддых, потом уже не помню который взял его за шкирку и вернул не в лоно Святой церкви, а