Литературный институт. Виктор Улин
имел неосторожность бросить на стол хоть пару монеток…) и исчезавшего в черном вихре, нас отнюдь не тяготило.
Славины привычки были известны мне с того дня, когда он лишил меня ужина.
Еще не ведая об опасности, я приехал с занятий, вскипятил воду для кофе, разложил на столе хлеб и мясную нарезку и, предвкушая удовольствие, запел:
– По дикими степям Забайкалья,
Где золото роют в горах…
Я оттягивал момент ужина, наслаждаясь песней, которую любил и за изумительно распевный амфибрахий стиха, и за привольную мелодию.
И ахнуть не успел, когда дверь распахнулась, Слава возник у стола и одним взмахом руки смел все, что там лежало.
Правда, у самой двери остановился, отломил краешек горбушки и бросил мне.
С тех пор я стал запираться изнутри, садясь ужинать.
Но тот вечер Славин визит нам не был страшен: мы сидели ради пищи духовной, не имея на столе ни корочки хлеба, ни стакана водки.
И поэтому…– ну, и поэтому тоже – я последовал завету Булата Шалвовича и не оставил свою дверь открытой.
Хотя никого не ждал.
* * *
Вспомнив об этом самом Славе, я вдруг подумал, что в моих воспоминаниях все остальные сокурсники кажутся херувимами.
Это, разумеется, было далеко не так.
Я общался только с теми, кто мне был по-человечески симпатичен и близок по духу, я не стал бы проводить вечер с кем попало.
Были и другие люди, от меня далекие.
* * *
Например, некий поэт Дима, которого все считали неприятным, хоть и безобидным придурком.
Придурком он и был.
Стриженный коротко, носил на затылке косичку, спускавшуюся под рубашкой до пояса – знаю, поскольку однажды мне пришлось прожить несколько дней в одной с ним комнате.
Покупал в магазине мясной фарш и ел сырым.
И так далее.
Но именно с Димой связана одна из романтических сцен моей «Ошибки» – романа, наиболее полно отражающим и мой образ поведения и мое отношение к собственной жене.
Все описанное на 175-й странице книги, вышедшей в 2006 году в издательстве АСТ/ЗебраЕ, происходило в действительности за исключением того, что героиня была не студенткой, а моей будущей нынешней супругой – в том время еще чужой женой и приезжавшей в Москву для того, чтобы побыть со мной без оглядки.
Те ее три приезда весной 1993 года, осенью и весной 1994 были, пожалуй, лучшими днями нашей жизни.
В один из поздних вечеров мы лежали у меня, счастливые и обессиленные любовью.
Молчали на нескромном ложе, сделанном мною из двух сдвинутых кроватей (коробок из ДСП со вставленными матрасами), перекрытых сверху парой матрасов поперек не столько для комфорта, сколько для прочности шаткого сооружения. Ведь эти кровати, разбитые десятками предыдущих любовников, уже дышали на ладан.
Отдыхали перед подъемом на следующую вершину.
Сплетя руки и ноги, словно герои Пастернака, только на столе за ненадобностью не горело свечи.
Хилая