Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты. Евгений Бажанов
на встречу иностранной делегации. Но вместо того, чтобы за пять минут решить вопрос, приходилось ожидать вызова. Иногда несколько часов, а то и целый день. Аргументация поведения начальника: я очень занят, если все станут ежесекундно меня дергать, то… Но ведь на то он и начальник, чтобы руководить людьми и делами. Если на это не хватает времени, значит, подавай в отставку!
Справедливости ради следует признать, что постепенно за перестроечные годы уровень внутриаппаратного хамства все-таки снизился. Прежде секретарь ЦК мог позволить себе в отношении подчиненных что угодно, заведующий и замзавы отдела – почти все. Миндальничать с нижестоящими просто не представлялось возможным. Этого не оценили бы сами подчиненные. Господствовала рабская психология. Помню, один партийный товарищ, причем хороший и умный, следующим образом сравнивал В. Воротникова с С. Медуновым (первый сменил второго на посту руководителя парторганизации Краснодарского края).
– Знаешь, – рассуждал он, – все-таки Воротников не лидер. Со всеми за руку здоровается, беспрерывно говорит «спасибо» и «пожалуйста», пропускает клерков в дверях. Другое дело Медунов. Он хозяин! Идет напролом, из глаз грозные молнии. Чувствуешь силу.
– Но ведь Воротников честный человек, а Медунов?.. – пробую я переубедить собеседника.
– Это уже второй вопрос, – парирует он, – лидер должен все-таки быть лидером.
Подобное представление о лидере было характерно не только для аппаратчиков. Знакомый дипломат возмущался советским послом в Сингапуре. «Это не посол, – утверждал он, – а так, тряпка. Гуляю я однажды по Сингапуру. Мимо едет он в лимузине под государственным флагом. Увидел меня, остановил машину и предлагает подвезти. Разве допустимо опускаться до такого?»
Спрашивается, как начальству можно было не вести себя по-хамски? Ведь мы добивались, требовали того сами!
Обратимся теперь к заповеди № 9. Хочу, кстати, пока еще не совсем поздно, подчеркнуть: нумерация заповедей не несет особой смысловой нагрузки, первая или третья не важнее шестой или десятой. И уж, конечно, девятая заповедь не уступает по значению восьми предыдущим.
Заключается она в железобетонной преданности организации. Как в том анекдоте о КГБ, который славился аналогичными традициями. Гость с Кавказа вошел в Мавзолей и при виде саркофага начал громко восклицать: «Ленин – как живой!». К нему подскакивает товарищ из органов и требует прекратить хулиганить. Но кавказец не унимается: «Понимаешь, друг, Ленин – прямо как живой!». В конце концов смутьяна увозят на Лубянку. Там на допросе он продолжает восхищаться: «Ленин – как живой!». Седовласый полковник в роговых очках вкрадчивым голосом осведомляется у задержанного:
– Гражданин, вы знаете, где находитесь?
– Ленин, говорю, как живой!
Полковник поднимает тон на пол-октавы: «Повторяю, вы знаете, где находитесь?».
– Послушай, правда, Ленин как живой!
И здесь старший офицер