Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты. Евгений Бажанов
приобрел? Одновременно выносилось порицание за то, что партийный работник расфуфырился, потерял скромность. Машина, личная дача тем более воспринимались с глубочайшим раздражением. Даже телевизор порождал отрицательные эмоции. Жена сослуживца, увидев, что наш телевизионный аппарат имел большой экран, всплеснула руками и воскликнула:
– Ой, где же вы такой экранище оттяпали!?
Как выяснилось, ее телеприемник был не меньшим, но ей хотелось, чтобы у другого было хуже.
Самое же большое омерзение вызывали успехи коллеги на интеллектуальном поприще. Никто не должен быть умнее! В ЦК велась настоящая охота на лиц, публикующихся в печати. Их шельмовали на партийных и профсоюзных собраниях, вызывали на «ковер» в высшие инстанции. В конце концов партком ЦК принял разгромное решение, поименно осудившее плодовитых «писак» и фактически объявившее выступление в прессе вне закона.
Парткомовский функционер гневно разъяснял: «Если у ответственного сотрудника хватает времени для написания статьи, значит, он недорабатывает, не все силы отдает делу партии». «Кроме того, – продолжал марксистский философ уже совсем в духе Оруэлла, – люди сочиняют опусы, сидя в служебных кабинетах, на казенных креслах и орудуя аппаратными перьями. И опираются при этом на знания, информацию, кругозор, полученные благодаря работе в ЦК».
Я пытался возражать:
– Ну а если человек занимается литературными упражнениями на досуге. Вы вот на отдыхе, знаю, любите половить рыбку. Правда?
– Сравнил, – отвечал, широко улыбаясь, собеседник.
– Но ведь вы рыбачите, используя пруд цековской дачи. Через аппаратные каналы приобрели снасти. Обдумываете план очередной рыбалки в казенном автомобиле или в служебном кабинете. Хвастаетесь уловом в рабочее время. Порой вам удается выудить громадную рыбину за счет сильных рук. А сильные они благодаря спецпитанию в спецстоловой.
После долгих и горячих стычек между группировками «пишущих» и «непишущих» партком уточнил, что публиковаться все-таки можно, но ограниченно, так, чтобы суммы гонораров значительно отставали от уровня зарплаты. Секретарь ЦК Добрынин предложил еще более гибкую формулу: «Пусть люди пишут столько, сколько позволяет их партийная совесть!». Как все-таки хорошо, что Толстой, Диккенс и Шекспир не были партийными работниками! Их партийная совесть, а уж тем более товарищи по КПСС, не позволили бы написать «Войну и мир», «Холодный дом» и «Гамлет».
Абсурдность аппаратной возни по поводу публикаций была особенно видна на фоне того, что наши лидеры, в прошлом Брежнев и компания, а затем уже Горбачев и даже такой «святой» человек, как Лигачев, пекли, словно пироги, не то что статьи, книги, и это не мешало им отдавать родной партии самих себя до последней частицы энергии.
Забегая вперед, отмечу, что в конечном счете развитие событий в стране позволило лагерю «писак» победить во внутриаппаратной борьбе. Когда в 1988–1989 годах КПСС стала терять позиции, сверху бросили клич: