Уходить будем небом. Татьяна Свичкарь
И добавил, что за эти две недели мы ещё успеем увидеться. Кажется, если я его увижу, я закричу от злости и отчаяния.
Что можно успеть за две недели? Сдать все заказы на бирже. Но вот успеет ли кто-то прочитать то, что я напишу? Можно закончить вышивку – я давно начала вышивать зимнюю картину: дом с освещённым окошком, заснеженную ель рядом с ним, чёрную корявую ограду, луну, показавшуюся из-за облаков… Я закончу вышивку. И она исчезнет, как исчезну и я. Что ещё? Успею несколько раз напиться. Наверное, перед таким пьют водку. Не шампанское же… Напиться, уснуть, и тяжело проспать до самого конца. Успею убрать дом, дочитать книжку, утонуть в искусственном мире фильмов. Забыться. Я не смогу найти убежище не то, что для себя – даже для Блохи, потому что на всей Земле не будет убежища.
А, вот что мне надо было сделать! Проститься. Я знала, что Лиза уезжает. И не стоило ей говорить, что мы уже не увидимся. Пусть в «Час Х» она будет там, где хотела побывать, пусть успеет все это увидеть. А я успею её еще раз обнять.
И я хочу быть с Томом. Тому можно будет все рассказать. И если в последнюю минуту мы успеем обняться – получится та статуя, которая прекрасна. Остановись, мгновение….
Глава 4
За чаем они засиделись допоздна, хотя и сели за него тоже поздно. Внешне они были – два антипода. Разве что оба высокие, худощавые. Но Том смуглый, черноглазый. Андрей же не просто светлый, а будто выросший в северном городе, вроде Петербурга. Казалось, его белая кожа не видела солнца никогда. Волосы у него были золотисто русые, черты лица мелкие, кожа в рябинках, после перенесённой в детстве тяжёлой ветрянки.
Том говорил мало. Всё решала интонация, кивок, движение реки. Андрей мог заставить разговориться любого. Он был не просто фотографом – художником с камерой в руках. Мастером снимков. Большим мастером. Том не раз слышал, как он разговаривал со своими моделями, даже если это был кусочек мха, лежащий на ладони.
Они познакомились в первом классе, когда Андрея посадили на третью парту в среднем ряду, а Тома – простите, Толю Волкова – на четвертую. Андрей писал без ошибок, разборчивым крупным почерком – почти каллиграфия, и друг без стеснения – как и ещё полкласса – переписывал у него русский. Для Тома не было трудных задач в математике и физике, и он ухитрялся подкинуть другу решение, написанное бисерным почерком на крошечной шпаргалке. А ещё он страховал Андрея в спортзале, где способности у приятеля были ниже средних.
Правда, Андрей по этому поводу не переживал. Он мог поиграть в клоуна – изобразить, что мяч ударил ему в живот так сильно, что вот он катается по полу и охает. Получалось действительно по-клоунски и все смеялись. Зато когда им давали что-то нелёгкое, требующее выносливости или силы, или ловкости. – Том незаметно пристраивался рядом.
Так один раз физрук в наказание за учиненный галдёж, мстительно приказал им пробегать пол-урока большими кругами по школьному двору, и девчонки одна за другой