Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.. Р. Ю. Почекаев
англо-афганская война (1839–1842)), и бухарский эмир своим решением в отношении британских агентов, видимо, демонстрировал, что он более решительный монарх, чем афганский эмир, и не допустит посягательств англичан на свои владения. В последующие десятилетия, когда отношения Бухары с Англией и другими европейскими державами стали уже не столь напряженными, европейцы перестали подвергаться такому смертельному риску, прибывая в Бухару. Например, в 1862 г. в столицу эмирата прибыли трое итальянцев, которые намеревались заняться шелководством, но также были обвинены в шпионаже и… в намерении отравить население Бухары чаем с алмазной пылью [Вамбери, 2003, с. 142]. На этот раз российским властям (в частности, оренбургскому генерал-губернатору А.П. Безаку) удалось добиться их освобождения [Жакмон, 1906, с. 77–80].
Нередко основанием для расправы с неугодными сановниками становилось обвинение в измене или посягательстве на эмира, его семейство и гарем. Венгерский путешественник А. Вамбери приводит два таких примера, имевших место также в правление эмира Насруллы (преемник которого, Музаффар, по оценкам европейцев был менее жесток при наказании преступников). Так, эмир казнил одного из видных придворных сановников, обвинив его в том, что тот «бросил двусмысленный взгляд на одну из придворных рабынь». Другой сановник, один из высокопоставленных военачальников Шахрух-хан, беглый наместник персидского Астрабада, был также обвинен, лишен имущества и сослан. Впоследствии оказалось, что Насрулла решил заполучить роскошный дворец в персидском стиле, который тот построил себе в Бухаре, потратив на него 15 тыс. золотых тилля [Вамбери, 2003, с. 149].
К числу преступлений против государства также относилось фальшивомонетничество – как посягательство на прерогативу властей. Выше мы уже упоминали, что власти Бухары нередко чеканили монету низкого качества, заставляя принимать ее наравне с прежней, более дорогой. С подобным случаем столкнулся российский разведчик И.В. Виткевич, выяснивший, что монетный двор Бухары под контролем самого кушбеги чеканил плохую монету, чтобы сбывать ее индусам-менялам. Когда он обратился к сановнику по этому поводу, тот сразу же обвинил в фальшивомонетничестве нескольких туркмен и приказал их повесить [Виткевич, 1983, с. 105] (см. также: [Будрин, 1871, с. 38]).
Посягательством на порядок управления считалось нарушение установленных запретов – в частности, хождение по городу в ночное время суток, да еще и без фонарей. Таких нарушителей хватали ночные стражники и препровождали в тюрьму, а их дальнейшая судьба зависела уже от последующего суда и в конечном счете от воли эмира [Бернс, 1848, с. 398; Ханыков, 1844, с. 8–9]. Н.П. Стремоухов упоминает, что беки могли наказывать крестьян за неисполнение повинностей: он сам был свидетелем, как одного крестьянина-узбека приговорили к тяжкому телесному наказанию, за то, что тот отказался дать лошадей для перетаскивания груза посольства, возвращавшегося из России, через перевал [Стремоухов 1875, с. 637]. А.С. Татаринов сообщает о старике-гонце, который должен был отправиться с посланием, но заболел и направил вместо себя