Юродивый. Рассказы. Валентин Свенцицкий
Яков долго думал, с чего начать ему и как бы попроще и понятнее выразиться, но, когда начал говорить, забыл все заранее придуманные фразы.
– Я давно хочу сказать тебе, Сашенька, – начал он, – неблагополучно у меня…
– Господи… что такое?.. Разве благочинный прислал что?
– Нет… не по службе… Усомнился я, Сашенька…
– А я уж думала, неприятность какая, – облегчённо вздохнула она.
О. Яков усмехнулся:
– Ты думаешь, это не неприятность… А я так готов что хочешь по службе вынести, лишь бы вернуть прежнее. Я больше не священник, Сашенька…
– Как?! Христос с тобой!.. Что ты говоришь?..
– В душе не священник… Я окончательно усомнился… Всё ложью кажется мне… Представляется мне, что, если бы Христос в храм вошёл, не сказал бы, что, мол, это Мой дом… Как бы тебе сказать… не могу я представить, что вот входит Он в храм, становится рядом со мной, надевает ризу, камилавку, берёт кадило, а потом три рубля за то, что с выносом… А ведь мы наместники Его здесь, на земле, вяжем и разрешаем…
– Яшенька, миленький, а ты не думай… Христом-Богом прошу, не думай… И всё пройдёт… вот посмотришь, пройдёт.
– Нет, не пройдёт, Сашенька, – я тоже думал, пройдёт. Нет, теперь кончено…
– Как же, Яшенька?..
– Не знаю… Сам не знаю ещё… Ты не плачь, – заволновался он, увидав на глазах её слёзы. – Всё пройдёт… Я подумаю… Да не плачь, ради Христа… Не могу я… Ради Христа, не плачь.
Насилу утешил он её и решил больше об этом с ней не говорить.
Наступила страстная неделя.
Раньше о. Яков все силы употреблял на то, чтобы успеть сделать всё в должном порядке, и службу справить, и исповедников отпустить, приходил домой усталый, но довольный, что удалось ему сделать именно так, как наметил с утра. До обедни отпустит восемь человек, перед вечерней десять и после вечерни тридцать.
Теперь этот внешний порядок потерял для него всякий смысл. По-новому раскрывалось для него содержание страстных дней. И опять, точно так же, как при чтении Евангелия, хотя каждое слово службы было известно, ему казалось, что слышит он обо всём этом в первый раз. Из дому он спешил в церковь, сосредоточенный только на одной мысли: узнать, наконец, что же ему делать.
Исповедников было много. О. Яков почти не спрашивал о грехах и отпускал с первого слова.
– Не надо, не надо… Бог простит, – говорил он, как только начинал кто-нибудь рассказывать о своих грехах, и торопливо накрывал епитрахилью и отпускал грехи.
– Подожди, батюшка, – грех тяжкий на душе, – остановила его одна старушка.
Но о. Яков, низко наклонив голову, сказал ей:
– Господь всё видит – простит. А я сам в грехах весь…
В четверг большая церковь была полна причастниками. Праздничные красные рубахи, красные и синие платья, яркие платки колыхались, залитые весенним солнцем. Мальчик, сторож и псаломщик не успевали подавать