Либеральный архипелаг. Теория разнообразия и свободы. Чандран Кукатас
следующее: «Культуры имеют ценность… потому что лишь посредством доступа к социумной культуре люди получают возможность выбора из ряда значимых вариантов. Дворкин завершает эту дискуссию словами: „Мы унаследовали культурную структуру, и хотя бы из соображений справедливости обязаны передать потомкам эту структуру по крайней мере в необедненном виде, по сравнению с тем, какой она досталась нам“» (MC83). Однако если точка зрения, отстаиваемая в данной главе, верна, то существование богатой культурной структуры не имеет значения – или по крайней мере это значение чисто условно. Для кого-то хорошая жизнь может стать еще лучше при наличии широкого набора возможностей; для других же это может быть совершенно неважно. (И даже в этом случае абсолютное увеличение богатства выбора – числа возможностей – не обязательно означает улучшение жизни. Общее число возможностей может снижаться, но одновременно может повышаться число возможностей, доступных для каждого конкретного человека. Это ведет к снижению разнообразия, но, очевидно, может способствовать улучшению жизни[149].)
Если эта точка зрения изображает человеческую природу как индивидуалистическую или эгоцентрическую, то лишь потому, что согласно отстаиваемому здесь взгляду человеческая природа и является таковой. Это не означает, что индивидуализм следует восхвалять или поощрять (как предлагал Милль) или что акты выбора и руководство своими действиями характерны для любого человеческого поведения. Мы хотим лишь сказать, что человеческие общества состоят из индивидуумов – независимо от того, признают ли те этот факт или нет, – и о том, насколько хороша жизнь, можно судить лишь по тому, насколько хорошо проходит жизнь неотвратимо разделенных людей[150].
К вопросу о «совести»
Однако, несмотря на все, что сказано выше, по-прежнему остается открытым вопрос о том, почему именно концепция «совести» лучше всего описывает тот аспект человеческой природы, которому мы придаем такое значение. Да и вообще в самом ли деле верно, что больше всего люди заинтересованы в том, чтобы жить в согласии со своей совестью? В конце концов, существует много концепций блага, не придающих большого значения тому, чтобы индивидуум имел возможность следовать диктату своей совести, и считающих, например, подчинение авторитету или традициям более важным и не требующим вмешательства совести. С другой стороны, если мы убеждены в том, что даже те, кто подчиняется диктату авторитета или традиции, на самом деле прислушиваются к требованиям совести, потому что они в некотором смысле идут по тому пути, который представляется им наиболее достойным, то представление о высокой ценности подчинения голосу своей совести покажется не более чем тривиальной истиной. Заявление о том, что нашими поступками руководит совесть, выглядит просто неопровержимым. Тогда зачем придавать этому вопросу такое значение?
Необходимо признать, что во многих отношениях термин «совесть» не идеален. Он тянет за собой длинный
Один малайзийский коллега однажды стал сетовать мне на характерную для современного мира неприятную тенденцию к гомогенизации, выражающуюся в уменьшении кулинарного разнообразия. Например, когда-то насчитывалось более пятидесяти разновидностей риса, а теперь осталось только четыре. Однако почему мы не можем сказать, что и в этом отношении разнообразие повысилось? В конце концов, никто
То есть представляющих собой отдельные существа. –