Город. Глеб Олегович Белянин
вперил глаза в бумаги, разложенные на своём рабочем месте и спросил:
– Вы беженцев куда… на Чернуху, да?
– Да. И что? – Лицо Капитана скривилось в отвратную мину. – Запишешь в свою НИЗМу? Я запрещаю. И точка.
Фёдор Абросимович поник, потускнел прямо на глазах, словно догорающая свои последние секунды спичка.
Капитан опёрся на его стол руками, некоторое время выжидал. Затем он, не получив ответа, наконец-таки не выдержал и заговорил:
– Ладно тебе, брось, Федька, – рука дружески осела на плече «Федьки». – Пошли лучше в паб.
– Не хочу.
– А я хочу. Пошли. К тому же сегодня там снова будет играть твой любимчик. Павел Скрипач. Это ж ты меня убедил снять его со всех работ и посадить играть. Пошли!
– Ну, разве что только ради него…
Паб пылал изнутри. Каждому здесь нашлось место. И вечно снующему глазами инженеру в очках, и опрокидывающему одну стопку за другой рабочему. И хромому, и убогому. Любому здесь найдётся место, были бы только талоны.
Валюта, любая, давно утратила свою цену, так как перестала поддерживаться государством. Тем государством, которое было раньше.
Теперь есть другое государство, намного меньше, но также обладающее своими территориями, ресурсами и своими законами.
Талон, который создавался исключительно в определённом здании в определённой комнате, под чутким руководством Фёдора Абросимова. На такое место можно было посадить только одного человека, человека не страдающего манией вечно проверять свой карман, человека, которому некого кормить, кроме как себя. Этим человеком стал Фёдор, которого интересовали несколько другие ценности, нежели ценность скомканной испачканной бумажки, обозначающая право на одну чашку Пустышки с опилками в дневное время. А посадил его туда никто иной как сам Капитан, поскольку он был наслышан об увлечениях Абросимова, да и, что уж тут скрывать, лично знаком.
Заполучить талон в бар было настоящим счастьем. Удавалось это немногим и почти всегда через перекупщиков.
Для обычного рабочего попасть внутрь было ну просто невозможно. Проход был доступен чаще всего людям у власти и старшим инженерам. Цена талона, разрешающего войти внутрь, который был одноразовым, могла быть эквивалентна двадцати, а то и тридцати талонам на Пустышку. Сэкономить на еде и шикануть раз в месяц просто не вышло бы. Нужны были иные способы.
Этот мужчина, одетый вразнобровку, со съехавшей набок зеленоватой кепи, с вытаращенным брюхом и беззубым ртом, судя по всему, нашёл способ пробиться кверху.
Таких людей здесь называли зайцем.
И поскольку в самом пабе всё было бесплатно, люди, случайно попавшие сюда, брали всё, что только можно, напивались вусмерть.
Благо их нечастое появление являлось больше исключением из правил, нежели принятой и типичной для всех конъюнктурой.
Этакие редкие колоски пшеницы в поле из гладиолусов.
Капитан