Город. Глеб Олегович Белянин
оставил дома, значит выкинешь его тут, – вынес неутешительный приговор отец.
– Но…
– Сейчас же!
Паша замешкался. Мама молчала.
– Я что сказал?
Парень поднялся с колен, оглянулся вокруг.
– Так, чтобы я видел!
Теперь оглянулся взаправду. В углу, недалеко от лестницы, стоял мусоропровод. Ноги одеревенели, но не от страха потери дорогого ему предмета, а от гимнастики, которая была пару минут назад.
Будто бы пингвин, пытаясь привести свои конечности в чувство, он еле-еле добирался до своей цели.
– Ты издеваешься?
– Да какой издеваюсь, я иду!
– Да ты не идёшь, ты плетёшься как какой-то… Буратино.
– Извольте тогда заплатить мне золотым ключиком за доставку вашего чемодана с последнего на первый этаж за рекордные десять секунд.
– Не ваш, а наш. Это раз. Два, бросай.
Павел приподнял крышку люка, сунул туда руку со сжатым кулаком. Высунул. Хлопнул крышкой.
– Ты издеваешься?
– Почему же?
– Бросай, я тебе говорю! Не испытывай моё терпение!
– Ла-а-адно…
Ему, правда, ой как не хотелось расставаться со столь полезной вещицей, но, пришлось. Он приоткрыл крышку люка, сунул туда руку с оружием, постоял немного, высунул, закрыл. Труба издала довольный гортанный гул, проглотив вещицу.
На этот раз, правда, бросил.
Семья наконец-таки собралась с силами, начала укомплектовываться. Паша схватил свой чемодан, бросил ключик от номера на столик регистратуры(обслуживающего персонала нигде не было). Затем помог подняться матери и сказал им обоим:
– Если мы продолжим так наш путь, то мы никогда не доберёмся до корабля. И уж точно никогда не доберёмся вовремя. Один только этот простейший путёшенек занял у нас уйму времени. Нам надо торопиться!
Родители покивали, попыхтели, похватали пожитки и направились к выходу.
Двери распахнулись.
Солнечный свет слепил им глаза, а комья снега залепливали рот и уши, прогоркший холод пробирал до костей – к такой погоде ещё нужно было привыкнуть. Ветер стенал, выл, врезался в стены и лица таких же прохожих как они с такими же как у них сумками и чемоданами.
Они успели отойти от гостиницы «Моя» всего на пару шагов, как вдруг позади раздался скрип петель, их кто-то окрикнул:
– Вы семья из номера двадцать четыре? – Они оглянулись, это была женщина лет тридцати с взъерошенными волосами, одетая в форму обслуживающего персонала.
– Мы, – ответил отец за всех.
– Фамилии? – Это была утвердительная, требующая ответа, форма, не оставляющая от вопросительной и следа.
– В списках посмотрите! – Поднимающаяся вьюга заставляла отца перекрикивать нарастающий гул.
– Фамилии!
Что-то выпрыгнуло из его рта, но было унесено ветром.
– Фамилии! – Ещё громче завопила регистраторша.
На