Против течения. Избранное. Анатолий Богатых

      Уста к устам – и руку в руку…

      Темна, печальна – как всегда —

      Невы

      высокая вода;

      мы расстаёмся навсегда,

      мы пьём сегодня на разлуку,

      на годы горя и труда.

      И всё томит меня желанье

      продлить последнее свиданье

      и эту сладостную муку

      единства душ и тел слиянья, —

      твой чудный стон и крик, когда

      мы. . . . . . . . . . . .

      Город, бывший тобой, – да останется так!

      …И ночных, неподвижных теней немота

      тишину сторожит,

      и в пролёте моста

      жёлтый бакен, колеблясь и тлея, дрожит, —

      смутный город, что мглой да туманом пронизан —

      между мной и тобой,

      между небом и мной.

      Как он лжив! как он призрачен – город во мгле!

      Как бесплотна взметённая тяжесть карнизов!

      И одно только правда на страшной земле —

      наша смертная близость.

      Наше прошлое нищим проходит Сенной,

      наше завтра – Садовой, смиряя надежду.

      Кроме муки земной,

      нет посредника между —

      низким небом и мной;

      между мной и тобой —

      лишь столетье да невский высокий прибой.

      В с ё п р о х о д и т, и наше столетье кончается,

      только рябь – как столетье – в каналах качается,

      да в неметчину воды – волна за волной.

      Только тень моя тёмная полночью мается

      на Сенной.

      Ах, какая высокая светлая грусть!

      Я когда-нибудь в город болотный вернусь,

      я себя обмануть попытаюсь. И пусть

      в этот город уже никогда не вернусь

      (ибо лик городов – это лица возлюбленных);

      всё равно я увижу – две тени пройдут,

      и в Никольском соборе две свечки зажгут,

      и помолятся молча о душах погубленных, —

      кроме муки земной

      между небом и мной,

      между мной и тобой —

      Божий храм, как на взморье вода, голубой,

      голубой…

      Настанет ночь, и в тёмном полусне

      вернётся ночь – из тех, что были прежде, —

      в больном бреду, в болезни, в полусне

      я позову тебя – и ты придёшь ко мне,

      как приходила в сны и в ночи прежде:

      таящаяся, жаркая, нагая.

      Обманет ночь, и женщина другая,

      к моим губам спросонок припадая,

      горчащий вкус измены ощутит, —

      и в сне моём меня во сне простит,

      без слов поняв чутьём животным, древним —

      по ком я плачу…

      Остаётся ночь,

      а ты уйдёшь путём ночным и древним,

      бледнеет тень, и тает льдинкой имя,

      и не понять, зачем теперь с другим, и…

      Прими (он твой) последний стих,

      к тебе – склонясь в земном поклоне:

      искал я прелестей земных

      в непостоянстве глаз твоих,

      в живом тепле твоих ладоней

      и в грешной мгле твоих волос. —

      В