Против течения. Избранное. Анатолий Богатых

      Люблю я в утреннем трамвае

      иль в электричке где-нибудь —

      в ушко девчоночье, играя:

      – А вы – красавица! – шепнуть.

      Как благодарно покраснеет

      ещё не женская щека,

      и в сумку спрячет поскорее

      тетрадку школьную рука.

      Душа стремится в мир открытый

      ещё неведомых страстей, —

      и я, весёлый и небритый,

      кажусь таким прекрасным ей.

      Вагон набит, что не качнуться,

      не отвести лица от глаз…

      Не доведись ей вдруг очнуться

      от наваждения сейчас!

      Опьянит иудейская гневная кровь,

      встанет чёрная мгла, опаляя ресницы,

      в глубине неподвижных змеиных зрачков,

      и безжалостным жалом язык раздвоится…

      Так незримо, так верно хранимый тобой,

      я оставлен тобой. Впереди – неизбежность

      пустоты. Пустота мне осталась, да боль,

      да голодная нежность…

      …И память, что древнее глаз твоих

      (глаз дорогих, заплаканных и вечных),

      мне воскресит и свет, стоявший в них,

      и шорох в складках траурных оплечий,

      и многоцветный шерстяной базар,

      и россыпь звёзд по белым плоским крышам;

      напомнит мне дневной пустыни жар

      и холод ночи на песке остывшем.

      Я помню всё: и тёмный гнев толпы,

      и страх в глазах нечаянной блудницы.

      Но – Кто из вас, —

      Он скажет, —

      без греха…

      И у Святыни искупительной Креста

      в час торжества и муки не они ли

      Ему сияли – в е ч н ы е глаза…

      И милосердья редкий дар впустую

      растратишь ты, не обретя л ю д е й.

      И в дни стыда узнаешь муку злую

      больной беседы с памятью своей. —

      Одежды белые тебя позвали,

      слезой омылась и – душой чиста —

      на зов уходишь, зная без печали,

      как за спиной клубится пустота

      всех прошлых дней (ни пожалеть, ни вспомнить,

      ни воротиться в клятое жильё).

      Твоя молитва – лепет губ сыновних,

      его глаза – прощение твоё.

      Не дай мне Бог в твоих ночных глазах

      прозреть однажды тайну и томленье.

      Когда душа замрёт в оцепененье,

      а в дом войдут предательство и страх

      стопами тихими…

      Я не того боюсь,

      что мой позор замечен и ославлен

      другими будет; не того боюсь,

      что свяжут имя доброе с бесславьем

      в худых словах…

      Что в них? Ещё одна

      морщина лишняя да правота сознанья

      или, верней, сознанье правоты

      своих же давних слов о чувстве стада

      и стадных чувствах.

      Не того боюсь.

      Страшна тоска бессонная, глухая,

      в