Против течения. Избранное. Анатолий Богатых

      …И покуда весною лепечет листва,

      и зимою сыпучие змеи метут, —

      нипочём не забыть нам озноб воровства

      в торжестве этих брачных минут.

      Так однажды сбываются давние сны.

      И сгущаются явью в прозрачности буден

      дни покойного счастья с горчинкой вины

      и ночные бесстыдства под буйством луны…

      Но и этот наш грех только Богу подсуден.

      Сколько ж надо железных сносить башмаков!

      Свет осенний мой, путь журавлиный, —

      голубой чередою, грядой облаков

      уводящий в свои палестины.

      Столько лет унесло,

      отболело, ушло;

      скоро век как сравняется вместе нам.

      И куда бы ни плыть,

      только б рядом нам быть.

      …Да калина в лесах заневестилась.

      …Кто мне глаза закроет

      жалостливой рукой,

      кто мне лицо покроет

      смертною пеленой?..

      Жил на земле, летящей

      в бездне времён сквозной,

      рядом с любимой спящей,

      женщиной и Женой.

      Кто мне лицо покроет

      скорбною пеленой,

      кто мне глаза закроет

      трепетною рукой?..

      Их было много, отважно

      связавших судьбу с судьбой.

      И почему-то важно,

      кого назовут вдовой…

      …но предзимье

      затягивалось; стылая земля,

      растерянная, млела и томилась;

      и оттепелей грязь его и сырость

      слоились густо, и в густом замесе

      с листвой мешались; слякотны и наги

      стояли дни от Покрова до дня

      святого Иоанна Златоуста,

      когда ударил утренник впервые,

      предзимье льдом сковавший, – и она

      в двойном потоке, поскользнув, упала

      на перекрёстке дымном и не встала,

      задавленная насмерть; а колени,

      которые – вчера ещё, иль ночью,

      иль час назад – распахнуто сжимали

      мужские бёдра и счастливо бились,

      теперь недвижны были и мертвы.

      Темнел народ одеждами. Над ними

      курился пар дыханья, и клубились

      дымы – сплетались, исчезали, тая, —

      как ангелы витали. А под ними

      она лежала мёртвая, одна.

      Недвижная, нездешняя. И в лицах

      темнела радость тайная, и лица

      спокойны были ясные, но Бога

      в них не было.

      И холодочек счастья

      по спинам полз распластанным зверьком:

      «Не я! Не я!»

      Мы