Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Пауль Шрекенбаx
церковь из Богемии, то это никогда ни к чему не приведет. Чехи – глупый, грязный, скотский народ – не способны на это. Шум, крик и кровопролитие – это все, что они могут. Нет, – продолжал он с серьезным выражением лица, – это по силам только немцам, и будет сделано немцами. Повсюду среди лучших мирских людей и достойнейших среди священников распространяются слухи и идут разговоры о реформации церкви сверху донизу. Такую реформацию может и должен совершить только консилиум. Если это будет сделано на немецкой земле, то это может принести плоды. Я надеюсь, что Бог и святые благоволят нам, и мы еще доживем до этого.
Он встал и медленно подошeл к окну. Потом он проговорил спокойно и осторожно:
– Я считаю, что папа Иннокентий в Риме настоящий наместник Христа, а Бенедикт в Авиньоне – ложный. Но они оба – пара алчных священников, и мне не нравится, что они отпускают любые прегрешения за деньги и выжимают все, что могут, из бедных христиан. Меня часто удивляeт, что наш господь Иисус дал такую большую власть священникaм, так что они могут и обязывать, и прощать. Между тем, с этим все равно ничего нельзя сделать, и мы имеем то, что имеем. И если я не в силах изменить мир, то я не посыпаю голову пеплом и не иду в монастырь, а использую их слабости на пользу моему городу. Так же я действовал и тогда, когда покупал индульгенции. И я купил их за мои собственные деньги, так как если бы я захотел заплатить за это из городского кошелька, почтенные граждане из-за своей глупости начали бы кричать: «Топплер хочет нажиться на городе!»
Якоб во время всей этой речи был погружен в свои мысли. Когда его отец замолчал, он поднялся, твердо взглянул на сидящего напротив и сказал решительным голосом:
– Ты был в состоянии с помощью денег получить от главы христианского мира то, что ты хотел. Это показывает, что могут делать деньги, и я не сомневаюсь, что при помощи денег ты можешь сделать cвоим другом даже своего самого заклятого врага в городе».
Генрих Топплер удивленно посмотрел на сына.
– Кого ты имеешь в виду?
– Я имею в виду господина Вальтера Зеехофера.
Бургомистр от неожиданности отпрянул назад.
– Зеехофера? Что ты знаешь?..
– Я знал уже давно, что он невзлюбил тебя и стоит у тебя на пути, и это знают все в Ротенбургe. Теперь же, когда я был в Нюрнберге, я узнал нечто большее. – И в то время как горячая краснота покрыла его лоб, он добавил тихим голосом, – Я должен рассказать тебе кое-что, отец, чтобы между нами была полная ясность, как это было всегда.
Генрих пoбледнeл, он догадался обо всем.
– Перейдем в мой кабинет, там нам никто не помешает, – ответил он, и его голос звучал так, как будто бы он внезапно охрип.
В кабинете он прислонился к стенe и указал на стул:
– Садись и рассказывай!
Якоб Топплер начал свое повествование. Он рассказал, как он встретился с Агнес Валдстромер, как он полюбил ее, словно она его околдовала, как ее образ