№3. Алёшка Сергеевич Емельянов
так сладко,
брызги отмыв от штанин.
Выдавлю с нижних отверстий
все обещанья и ложь, -
пучат, теснят многомерзко.
Не прижилися. Ну что ж…
Очи от лести омывши
давнею слёзной волной,
скрежет назубный прилипший
я всполосну чуть больной
полостью, знающей ласку,
горечи, сладостный пир.
Выкричав боли с оглаской,
снова начну я пить мир.
Пусть я дурашный Емеля,
с чуть уж седой бородой,
снова в любовье поверю,
что буду нужен я той,
кто будет ждать и лелеять,
и без измен очаг греть,
и поцелуйности клеить,
с кем разлучи́т только смерть.
Смирение
К пустотью стен, вине, бездетью,
погрызам пылью, крысой книг,
битью словесьями и плетью,
судьбе подшефных Лили Брик,
молчанью вскриков телефона,
и что безгостенен мой дом,
и к безуспешью в брачных гонах,
к одеждам в серо-чёрный тон,
к ненужным строчкам, небогатью,
сердечным, ямным разбитьям,
что к деньрожденческому датью
один, бездружью, нежитьям,
к болезни лика и внутрянства,
что за добро схвачу пуд стрел,
и к склонности к уму и пьянству,
к жаленью тех, кто не жалел,
к тому, что спермь не цвета мела,
что будет пусто в днях, темно,
что безжеланно, наспех сделан
привык, привык уже давно.
Революционерка
Повстанка буйного размера
с мечом, кнутом наперевес,
с наганом, пламенною верой.
В седле, как будто адов бес,
в косынке, чёрном облаченьи.
И конь привстал ногой над пнём.
Пыл обещаний – быт плачевный
низвергнуть, всех виновных в нём.
Вся мощь в груди – стране во благо,
неблаго – для противья сил,
что стены подопрёт вертляво,
падёт в бою за путь Руси.
Всеслышным кличем оголтело
зовёшь, как воем стаю волк.
И к крови, льющейся из тела,
готова ты. Готов ли полк?!
Прошлое в настоящем
Мастер, окрасивший миску,
в раму одевший портрет,
и наноситель всех рисок
на этот нож, табурет,
сделавший стену кирпичной,
дока, соткавший ковёр,
кто доставал с чрева лично,
вставивший раму в тот створ,
свивший написанно строки,
провод провёл в потолке,
чай выгружающий докер,
что мы тут пьём в уголке,
гения ведший наставник
сызмальства и до всего,
воин, у вёсел кандальник,
давшие