№3. Алёшка Сергеевич Емельянов
поганстве окружном дыша,
замедливши снова вдыханья,
чтоб чистой остались душа
и в крылиях кровь для порханья.
Чрез раз или два, или три
зрачки поднимаю на встречье,
щадя все отсеки ноздри,
не взоря на гул, изувечья.
Речами запхнув уши в такт
сердечного ритма и мыслей,
я грежу о прошлости дат,
не видя под деревом вислых
и грязный поток, и плевки,
замёрзшие, хмурые лица…
Мечтанья о нас, как буйки
над хаосом, вечно что длится.
И век не встревая в погонь
бег, ругань и тесность катаний,
храню свои силы, огонь
для наших приятных свиданий.
Просвириной Маше
Глухота
Мне стон, набатный шум,
сирены, шелест, оклик
неведомы, – как глум,
невежи будто огрех.
И все, как рыбьи рты,
с нечувствиями тембра.
Страшней средь темноты.
Тишь нотного шедевра.
Пускай снаряд, прибой
шевелится, крик птицы,
порок неслышья мой
век будет дальше длиться;
хоть будет кликать друг,
хоть дикторы вокзалов…
Познал я сей недуг,
когда мне "нет" сказала…
Завтрак
Продли меня к себе
цепочкой серо-белой,
как ниткою к судьбе,
движеньем осипелым.
Смакуй, ловя струю,
и подбирай капели,
текут что по белью,
втирая маской в тело.
Я щедр, как всегда,
и курс в живьё направлен.
Вкушай, как никогда,
изыск, – любовью справлен.
Ты, может, сомелье?
Не знаю! Да и надо ль…
Распробуй тон в питье -
вина и авокадо…
Извергшийся поток
на чудо, смерть похожий.
Как жаль, миг короток!
В обед ещё продолжим…
Женщина
Просвирлен и явно промашен,
промельничен терпко, легко,
снутри карамельно прокрашен,
приближен к усадьбам богов,
и вдоль, поперёк исцелован,
изобнят, истроган, как столб
Иисуса, теплом избалован,
отведавший вкусы меж проб
всеместий прекрасной из Женщин,
магической феи в сыть, сласть.
Не надо цариц, иноземщиц!
Лишь с нею хочу себя класть!
Всепробовать, чуять и ведать
до клеточек каждость её,
улыбкой, прижатьем обедать
желаю, мир сдав в забытьё!
Просвириной Маше
Underground
Расквасилась серая тишь,
туманом куря на рассвете.
И