Руфь. Элизабет Гаскелл
спросила девушка. – Позвольте, мисс, принести вам чаю. Добрая чашка этого крепко заваренного напитка множество раз спасала мою несчастную мать от ее страшных мигреней.
Руфь пробормотала что-то невнятное в знак согласия, а девушка (почти ровесница Руфи, но уже ставшая хозяйкой этого маленького заведения после смерти матери) приготовила чай и принесла чашку Руфи, которая лежала на диване. Ту лихорадило, мучила жажда, поэтому она сразу выпила весь чай, а вот к бутерброду с маслом, предложенному девушкой, даже не притронулась. Вскоре Руфь почувствовала себя немного лучше, хотя вялость и слабость никуда не ушли.
– Спасибо, – поблагодарила Руфь молодую хозяйку. – Не хочу вас задерживать, у вас, вероятно, много дел. Вы были добры, и ваш чай мне очень помог.
Девушка вышла, а Руфь, которую прежде бил озноб, теперь охватил жар. Подойдя к окну, она открыла его и высунулась на улицу, подставляя лицо прохладному вечернему воздуху, неподвижному и благоухающему. Аромат росшего под окном куста шиповника напомнил ей родной дом. Похоже, запахи быстрее и надежнее пробуждают память, чем, скажем, звуки или вид каких-то предметов, потому что перед глазами Руфи практически мгновенно возникла картина: их маленький сад под окнами маминой комнаты, а в нем, опираясь на палочку, стоит старик и внимательно смотрит на нее – совсем как это было каких-то три часа тому назад.
«Славный старый Томас! Думаю, они с Мэри приютят меня, и теперь, когда я оказалась выброшенной на улицу, они будут любить меня даже больше, чем раньше. А мистер Беллингем, надеюсь, будет в отъезде не слишком долго. К тому же, если я поселюсь в Милхэм-Грэндж, он будет точно знать, где меня искать. Мне было бы лучше сразу отправиться к ним, вот только не знаю, не слишком ли это расстроит его. Я не могу огорчать его, ведь он был так добр ко мне. Но, как мне кажется, в любом случае лучше сначала обратиться к ним за советом. Он все равно последует за мной туда, а я успею обсудить, что мне сейчас делать, с моими самыми лучшими друзьями на свете – моими единственными друзьями», – думала она.
Руфь надела свой капор и уже открыла дверь гостиной, но тут заметила хозяина, который стоял у выхода и курил свою вечернюю трубку; коренастая фигура, застывшая в проеме двери, показалась ей очень большой и внушительной. Руфь вспомнила про чашку выпитого чая, за который нужно было заплатить, а денег у нее не было. Она испугалась, что тот просто не выпустит ее отсюда без оплаты, и решила написать мистеру Беллингему записку, чтобы сообщить ему, куда она направилась, и попросить погасить ее долг перед заведением. В ее по-детски упрощенном представлении все проблемы были одинаково значимыми, и пройти мимо хозяина в дверях гостиницы, объяснив ему по пути сложившиеся обстоятельства, насколько это было необходимо, было так же страшно и неловко, как и разбираться с гораздо более серьезной ситуацией, в которой она очутилась. Написав карандашом свое коротенькое послание, девушка выглянула в коридор, чтобы посмотреть, можно ли ей выйти. Однако мужчина по-прежнему стоял на том же месте