Джексонвилль – город любви. Даниил Юрьевич Яковлев
– это считалось в порядке вещей.
Жадным человеком он не был, к накоплению не стремился, все, что ему было нужно – вполне стандартный набор удобств, а находясь на посту Заместителя Председателя правительства этого вполне можно было добиться, считая себя честным и неподкупным. Он имел неоценимое в чиновничьем мире преимущество – решать серьезные вопросы, не прося взамен почти ничего.
Но в последнее время Кольцов почувствовал, что вокруг него стал неумолимо разрастаться вакуум. Что-то перестало срабатывать в избранной им тактике. Времена стали жестче. Голый чистоган, беззастенчивая погоня за выгодой и прибылью быстро вытесняли жалкие остатки старой системы, такой наивной и бесхитростной по сравнению с новой.
Новая система упорно отторгала элемент, который вроде бы и старался жить по ее законам, но стремился оставаться в стороне. От Кольцова решили избавиться. А он, по-прежнему, считая себя человеком на особом положении, самонадеянно возомнил, что это никому не удастся, больше того, даже в голову не придет. Он продолжал делать вид, что держится особняком, в то время как в высших эшелонах окончательно сформировались устойчивые корыстные группировки. Он же выпал из гнезда и, судя по всему, на этом погорел. Поэтому, когда Президент Хомченко во время очередной встречи с Кольцовым неожиданно извлек из стола свою знаменитую черную папку, Федор Петрович оказался абсолютно неподготовленным. Кольцов хорошо знал этого скользкого типа, и, несмотря на неожиданность, почти предугадал фразу, с которой через секунду Президент обратился к нему:
– Я тебя хорошо знаю, Федор Петрович, и считаю, что ты честно трудишься на своем месте. Тебе цены нет, но знаешь, обстоятельства… нужны перемены.
"Сколько раз, ты, старый хрен, говорил примерно такие же слова людям, которые вознесли тебя, причесывали и твою корявую речь, и твою полулысую пустую голову! Теперь пришел мой черед. Что же делать?" – Кольцов первый раз в жизни почувствовал, что не знает, как ответить.
Гарант Конституции тем временем состроил жалостливую мину, всем видом стремясь показать, как ему обидно терять Кольцова. Но актер, как и Президент был из него плохой, и пухлые белые пальцы, сладострастно поглаживающие смертоносную папку, выдавали редкостное удовольствие, которое он всегда испытывал, отправляя в отставку своего очередного соратника, отслужившего срок.
Пока Кольцов пытался побороть растерянность, удовольствие Президента от произведенного им эффекта стремительно уменьшалось. Пауза затягивалась. Кольцов молчал и ничего не просил. Холеная рука главы государства перестала ласкать мягкую плоть папки и короткие толстые пальцы нетерпеливо забарабанили по ней, на мгновение оставляя влажные вмятинки на первоклассной коже. Он старался поймать взгляд Федора Петровича, но тот уже успел взять себя в руки, опустил глаза и теперь абсолютно сознательно продолжал молчать, думая: "Поерзай своей толстой жопой, помучайся!". Молчание