Джексонвилль – город любви. Даниил Юрьевич Яковлев
вставал, подходил к окну и долго изучал миграцию воронья в пасмурном сентябрьском небе над однообразным унынием крыш правительственных зданий центра столицы.
Что было в его жизни? Детство размылось в памяти. Юность, молодость улетели. “Может это и к лучшему!” – думал Федор Петрович. Лет десять назад его еще тянуло туда, в нелегкие, но невообразимо солнечные годы, где все были живы, молоды, где не было места серым тонам. Теперь он свыкся с невозвратностью этого, уже далекого, прошлого. Лучшие годы бесшумно, без предупреждения потерялись в коридорах власти, хотя Кольцов давно и хорошо знал, что никакие вершины служебной карьеры не сделают его абсолютно счастливым. И, несмотря на это, карабканье по административной лестнице на долгие годы превратилось в смысл его жизни. Только сейчас он начал понимать, как просчитался. Жизнь получилась пустой и неинтересной. Молодости не вернуть, карьера рухнула. Остались осознание невозможности обычного человеческого счастья и наркотическая зависимость от недоступной теперь власти. Кольцов оказался в пустоте. Все чаще во сне являлись они – люди оттуда. Папа всегда крепко обнимал и плакал: "Теперь, сыночка, мы с тобой ровесники. Скоро…" – замолкал, и все становилось ясно. Приходила и Лида, она гладила его волосы, целовала в губы, ему хотелось сказать, крикнуть: "Я люблю тебя!" – но рот не открывался, как он не старался. Холодный пот прошибал Федора, Лида все смотрела на него и ждала единственного заветного слова, а он, обессилев, пытался обнять ее, но руки не слушались, тело немело. Он просыпался.
Они никогда не были близки. Кольцов не делал Лиде признаний, сначала ему просто нравилось быть рядом с ней. Потом, когда чувства стали переполнять его, появилась Алла – капризная, ревнивая, очень нужная. Лида поняла все сразу. Она страдала, старалась делать вид, что ее устраивает дружба, хотя любовь к нему уже стала смыслом ее существования. Маялся и Федор. Какая это была мука – часто бывать с нею рядом, но всегда на виду, с кем-то третьим-четвертым. И это когда от близости к любимой женщине нервная дрожь пробегала по телу, а горло перехватывало от вожделения. Но внутри молодого Кольцова существовало нечто, способное пересилить даже глубокое чувство, – жажда власти, в силе которой он так и не смог до конца признаться себе самому.
Их с Лидой свадьбы отшумели почти одновременно, жили они на соседних улицах, дети родились в один и тот же день. Что за наказание было, гуляя вместе с Игнатом, встречать ее с ребенком. Федор качал коляску на ходу. Там, похныкивая, вертелся не ее сын. Катила коляску Лида, оттуда с любопытством поглядывала на капризного сверстника не его дочь. Молодые родители улыбались, а в их глазах затаилась отчаянная тоска.
Лида неожиданно умерла четырнадцать лет назад. Кольцов жил тогда в Москве и, узнав об этом, сдавленно рыдал на кухне, чтобы не услышала Алла. А жена в комнате громко рассказывала по телефону очередной своей подруге о бедной Лидочке.
Машина снова подскочила на ухабе. Кольцов, погруженный в свои воспоминания, невольно взглянул на Аллу. Она