Джексонвилль – город любви. Даниил Юрьевич Яковлев
в узком кругу у Фаины Аркадьевны, прыходь, Сергей Михалыч! – Василий Григорьевич громко и неискренне засмеялся.
– Спасибо за приглашение, к сожалению, дела. А вас, Федор Петрович, Алла Леонидовна, обязательно жду у себя в "Морских просторах" на Курортной в любое время дня и ночи. Буду очень рад!
– Вот так всегда, дела у него! Какие у тебя дела? Опять что-то покупать собрался? – Кормыченко сделал вид, что обиделся, – Придешь ты ко мне, попросишь разрешения исполкома, – мэр начальственно погрозил толстым указательным пальцем, – Хотя, чего тебе у меня просить?
– Не скажите, Василий Григорьевич, – Пинчук старался быть учтивым и непочтительным одновременно.
Федор Петрович в это время обратил внимание на Лену. Девушка производила странное впечатление: еще подросток, с худенькими руками, тонкими ногами, грудью, которая едва угадывалась под толстым свитером, она почему-то выглядела искушенной женщиной. Ее пухлые губы влекли, прищуренные, слегка раскосые глаза притягивали из-под густых длинных ресниц. Кольцов мечтательно вздохнул и улыбнулся девушке.
Эта улыбка не осталась незамеченной ни для Аллы Леонидовны, ни для Кормыченко.
Когда они попрощались с Пинчуками и направились в сторону аляповатого здания вокзала, Алла ядовито прошипела Кольцову:
– Так ты с этой нимфеткой в августе на "Бригантине" развлекался?
– Ты опять за своё? – Федор Петрович резко отвернулся от Аллы, взял Кормыченко под локоть и, ускорив шаг, увлек его вперед за собой, оставляя жену с сыном позади.
Неожиданно для Кольцова, Василий Григорьевич состроил серьезную мину и тихо забурчал:
– Нэдобра дивка, лыха, дывысь Фэдир! А про братца ее и говорить нечего, предупреждал же я тебя тогда про эту "Бригантину" чертову, будь она неладна! Или ты про Пинчука-старшего не помнишь? Да ты ведь когда пьяный – дурак, попробуй тебя удержи! – махнул он рукой, – Ничего, поговорим еще про Пинчуковы художества. А девка – дрянь!
– Какого же ты хера Игнату ее сватаешь?
– Ей хлопец твой до жопы, раз в клуб съездят и вся любовь! Ты за собой смотри – она же, сучка, в твоем институте учится. Вцепится – от штанов не отдерешь!
– Подурели вы все здесь на сексуальной почве, что ли?! – сказал Кольцов недовольно, ведь девушка ему действительно понравилась, – Блюстители нравственности, на мою голову!
Они вошли внутрь вокзала. В полупустом гулком фойе внимание к себе сразу привлекли две колоритные группы: одна – цыганский табор, раскинувшийся на банкетках для ожидающих, другая – импровизированная панель у входа в вокзальный буфет. Она состояла из нескольких замызганных девчушек пятнадцати-шестнадцати лет и молодого паренька, наверное, сутенера, который явно сговаривался о цене с лохматым кавказцем в рыжей дубленке. Кормыченко сразу решил показать себя хозяином города. Когда со стороны пригородных касс, как по мановению волшебной палочки, показался объединенный патруль, Василий Григорьевич, жестом подозвав растерянного командира, пробасил:
– Что