Дорога в Шарбо. Пёстрая стая. Мира Шонал
как никто другой знали об этом – тысячи раз смахнув со лба соль, тысячи раз пустив её из глаз, можно достичь цели. Шарбонцы помнили это. Их путь наверх только начинался.
– Солнце садится, давай остановимся здесь! – пытаясь отдышаться, произнёс Лапа, он скинул с себя сумку с припасами и задрал рубашку. – Славно приземлился, – сказал он, имея в виду ссадину на животе, – и, наверное, заживать будет долго.
Они вышли на небольшой уступ, который бы позволил растянуться на траве и отдохнуть. Лапа сел на остывающую землю и тяжело выдохнул. Его взгляд блуждал по пикам, дебрям и долам, раскинувшимся перед ними. Из поясной сумки он достал пучок смятой травы, размял её пальцами и беззвучно, что-то прошептав, зажевал.
Сначала ничего не происходило. Двадцать семь раз над своим гнездом протяжно пропел улар11. Горизонт окрасился красным, и всевидящее солнце сомкнуло своё око. Звуки гор становились всё тише. Лапа втянул прохладный воздух, и его ощутимо окутало покрывалом другого мира.
Он знал, что увидит множество его жителей, и был готов. Из каждого дерева на него смотрели духи, чьи тела клубились подобно дыму, выпущенному из трубки. Они подлетали ближе, окружали и навевали пугающие мысли. Но Лапа был шарбонцем, он знал, какие игры ведут хранители леса.
Духи любили играть.
Лес вокруг расступился, и Лапа оказался в кругу своей семьи, всех, кто был до него, всех, кто обрёл бессмертие. Перед ним всплыло лицо деда. Мужчина с прищуром пристально смотрел в его глаза. Казалось, что сейчас он произнесёт: «Пока хоть одно колесо у телеги крутится, шарбонцы кочуют». Так он любил повторять, сидя у большого костра. Его дед, да и другие старейшины считали, что маленький народ и его традиции живут, пока он держится особняком, не примыкая к другим. Маленький народ не может воевать и отстаивать свои границы, давно потерянные на лике земли. Но и не вправе шарбонцы потерять свою магию, не вправе делить её ни с кем. Иначе магия потеряет их.
Так было раньше. Шарбонцы кочевали и не могли позволить себе прожить две зимы вместо одной на той же стоянке. Но времена меняются, как и привычки. С тех пор как горы приютили их и наделили большей, чем прежде силой, необходимость кочевать была утрачена, и малый народ осел. Колёса их фургонов оплела трава, а в травах, как известно, великая сила.
– Доверились толстобрюхой Нае12! Она съест вас одного за другим! Не унять её голода! – проворчал старый шарбонец, заклубился и исчез.
На его месте возникло лицо незнакомой Лапе женщины. Она цокнула языком в знак недовольства и прошелестела голосом ветра, но Лапе было понятно каждое её слово: «Дети дорог встанут на колёса, когда те оставят кровавый след». Тени вокруг забеспокоились, смешались, и Лапа почувствовал, что его вытолкнули из видений. Перед глазами снова возникли горы. Но перед тем как выйти из транса, он успел учуять запах стали.
– Мы здесь не одни. Где-то близко расположились