Дом на берегу. ЮМ
все мысли пропадали. Если бы Натали сейчас приказала мне броситься в холодную морскую воду, я бы бросилась.
– Тебе лучше возвращаться, – Натали с сожалением отпустила мою руку, и я почувствовала, как рвутся тонкие нити, протянувшиеся между нами, – Он заметит, что ты разговаривала со мной долго, пусть и не сможет прознать, о чем, – она глумливо оскалилась, показав свои острые зубки, – Ему здорово не понравился свет в холле?
Я вспомнила исказившееся лицо Леонарда. Но оно выражало не столько гнев, сколько… боль.
– Пожалуй, – неуверенно ответила я.
– Он ничтожен. До чего довел себя. Ладно. Иди.
Я прошла десять шагов и, обернувшись, сказала:
– Ты такая странная, Натали.
– Я не странная, – возразила Натали. Ее глаза сияли, – Я бешеная!
И рассмеялась.
Я пошла к дому в полном смятении чувств. Колина в тот день я так и не увидела (это не нормальный ребенок; нормальные так не орут).
Позже я еще раз спускалась в оранжерею, в надежде снова встретить там Натали, хотя и понимала, что хорошего понемножку. Цветы еще более поникли, некоторые совсем лежали на земле.
Время тянулось невыносимо медленно. Небо заволокло тучами и в моей комнате потемнело. Я не зажгла лампу и лежала на кровати, свернувшись клубочком. Больше всего мне хотелось, чтобы пришла Натали, и, компенсируя ее отсутствие, я повторяла в своем воображении разговор с ней. Мне хотелось бы ей понравиться…
Но небо за окном мрачнело, и стало совсем черным, и Натали, конечно, не пришла. Наверное, она даже не знала, где я, ведь дом такой огромный. Много больше, чем нужно этой горстке людей. Все же немного утешало, что она есть где-то, что я еще увижу ее, и не однажды.
А под лестницей в кухню смятые тряпки, матрас с вываливающейся серой мякотью; Немой спит на нем. У этого человека нет даже собственного имени. Дикость какая-то…
Глава 3: Чудовище
Маленькое чудовище, сказала о нем Натали вчера, и ее слова поразили меня своей жестокостью. Он ее брат, каким бы он ни был, и он всего лишь ребенок. Ребенок… Но я вот уже пять минут стояла возле двери и не решалась войти. Я как будто бы уснула в темной комнате, и все еще не проснулась. Не двигаясь в действительности, блуждаю из одного сумеречного сна в другой.
– Боишься меня? – просочился сквозь дверь его утомленный, холодный голос. Я вздрогнула, и затем, проглотив свою нерешительность, вошла в комнату – более из гордости, чем из смелости.
Колин лежал на широкой кровати, до груди закрытый темно-красным, с бардовым оттенком, одеялом. Мне сразу бросилось в глаза его разительное сходство с Натали: тот же цвет волос, та же пронзительность взгляда светло-серых глаз и ореол леденящего высокомерия. Вчерашняя истерика сказалась на его самочувствии, и он был слаб, как котенок.
– Здравствуй.
Он не снизошел до приветствия.
Я села на стул возле кровати, положив на столик стопку учебников, принесенных с собой (когда-то я сама по ним училась), и там же поставив свечу,