Дом на берегу. ЮМ
(понятия не имею, какие уж там у него дела), – Он не может прийти к тебе сейчас.
Колин потянулся ко мне и больно ущипнул за запястье. Я отпрянула, с сожалением отмечая, какую беспомощность демонстрирую перед этим жутковатым ребенком, решившим поморочить мне голову.
– Но почему ты злишься? – удивление во мне постепенно вытесняло страх, – Я не хочу ругаться. Я хочу с тобой подружиться…
Не следовало. Глаза Колина полыхнули злобой, но его губы растягивались в улыбке.
– А я хочу, чтобы ты умерла, – угрюмо отчеканил он, – Если я подружусь с тобой на этой неделе, ты умрешь для меня на следующей?
Я замерла, чувствуя, как розовеют мои обычно бесцветные щеки. Улыбка Колина стала шире. Возле уголков его рта пролегли вертикальные морщины, и он стал похож на маленького злобного старичка. Дрожащей от слабости рукой он поднял книгу, лежащую возле него на одеяле, и бросил в меня. Если бы я не увернулась, книга своим острым углом попала бы мне в глаз или в висок.
– Бросать книги – нехорошо, Колин, – спокойно, хотя внутри все дрожало, напомнила я и подняла книгу с пола.
– Кто ты такая, чтобы говорить мне, что плохо? – он почти кричал, – Ты скоро окажешься там же, где теперь те дуры, что были до тебя. Идиотка!
Я сжала губы.
– Мое терпение велико, но не безгранично, Колин. Пожалуйста, выбирай выражения.
– Я скажу Леонарду, чтобы он избавился от тебя.
– Что ж. Это будет очень несправедливо с твоей стороны.
– Сразу, как только он придет ко мне вечером.
– Вечером, Колин. А сегодняшнее занятие в любом случае состоится, – я понимала, что сержу его больше. Но отступление было тем более бессмысленным. Если я выйду сейчас, вернуться в эту комнату мне уже не позволят. А идти мне некуда.
– Я буду кричать!
– Кричи, – я села на стул, отодвинув его подальше от постели Колина, и с фальшивой невозмутимостью разгладила складки на юбке. Руки, не дрожите, нельзя, – Начинай прямо сейчас. Когда ты охрипнешь, мы начнем урок арифметики. Примеры можно решать и молча.
Он нахмурился, но его воинственность стремительно убывала. Я предположила, что он сдался так легко, потому что прежде ему просто не пытались дать отпор.
– Сейчас у меня нет сил разбираться с тобой, – с тихой ненавистью сказал он, оправдывая свое поражение, – Но ты еще получишь.
Я возликовала, внешне сохраняя бесстрастность.
– Может быть. А может быть, и нет. Возможно, ты передумаешь насчет меня.
Придвинув стул ближе, я зашелестела страницами. Колин закрыл глаза. Против желания, иногда мой взгляд смещался к его лицу. Его бледная, желтая в этом свете, кожа казалась холодной и влажной. Должно быть, она слегка липкая на ощупь, предположила я, и проглотила внезапное отвращение, горькое, как таблетка. Маленький, худенький, Колин физически не соответствовал своему возрасту. До чего же болезненный ребенок. Я должна была чувствовать жалость к нему, но почему-то не чувствовала, и только гадала, как его тонкая шея выдерживает его голову. В какой-то момент я заметила, что он открыл глаза и теперь, в свою очередь, рассматривает