Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      От всех житейских бурь и ливней,

      болот и осыпи камней —

      блаженны те, кто стал наивней,

      несчастны все, кто стал умней.

      Тщедушное почтение к отчизне

      внушило нам умение в той жизни

      рассматривать любое удушение

      как магию и жертвоприношение.

      Не жалко мне,

      что жизнь проходит мимо,

      догнать ее ничуть не порываюсь,

      мое существование не мнимо,

      покуда в нем я сам не сомневаюсь.

      Поставил я себе порог —

      не пить с утра и днем,

      и я бы выполнил зарок,

      но я забыл о нем.

      Пускай витийствует припадочно

      любой, кто мыслями томим,

      а у меня ума достаточно,

      чтоб я не пользовался им.

      Стал я с возрастом опаслив:

      если слышу вдруг о ком,

      то бываю тихо счастлив,

      что и с этим не знаком.

      День вертит

      наши толпы в хороводе,

      и к личности – то слеп, то нетерпим,

      а ночью каждый волен и свободен,

      поэтому так разно мы храпим.

      О мраке разговор

      или лазури,

      в какие кружева

      любовь ни кутай,

      но женщина,

      когда ее разули, —

      значительно

      податливей обутой.

      Готовясь к неизбежным

      тяжким карам,

      я думаю о мудрости небес:

      все лучшее

      Творец дает нам даром,

      а прочее – подсовывает бес.

      Когда уже в рассудке

      свет потушен,

      улегся вялых мыслей винегрет,

      не ведают покоя только души,

      готовя сновидения и бред.

      А жалко мне, что я не генерал

      с душою, как незыблемый гранит,

      я столько бы сражений проиграл,

      что стал бы легендарно знаменит.

      А глубина – такой пустой

      порой бывает у мыслителей,

      что молча стыд сочит густой

      немая глина их обителей.

      Пожары диких войн отполыхали,

      планету фаршируя мертвым прахом;

      но снова слышу речи, вижу хари

      и думаю о правнуках со страхом.

      Вся трагедия жизни моей —

      что судьбе я соавтор по ней.

      Свалился мне на голову кирпич,

      я думаю о нем без осуждения:

      он, жертвуя собой, хотел постичь

      эстетику свободного падения.

      У меня есть со многими сходство,

      но при этом – нельзя не понять —

      несомненно мое первородство,

      ибо все его жаждут отнять.

      Чтоб не свела тоска тягучая

      в ее зыбучие пески,

      я пью целебное горючее,

      травя зародыши тоски.

      Не корчу я духом убогого,

      но чужд и смирения лживого,

      поскольку хочу я немногого,

      однако