Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Шумиха наших кривотолков,

      мечты, надежды, мифы наши —

      потехой станут у потомков,

      родящих новые параши.

      Пивною пенистой тропой

      с душевной близостью к дивану

      не опускаешься в запой,

      а погружаешься в нирвану.

      Я все же очень дикий гусь:

      мои устои эфемерны —

      душой к дурному я влекусь,

      а плотью – тихо жажду скверны.

      Не знаю, как по Божьей смете

      должна сгореть моя спираль,

      но я бы выбрал датой смерти

      число тридцатое, февраль.

      Раскидывать чернуху на тусовке

      идут уже другие, как на танцы,

      и девок в разноцветной расфасовке

      уводят эти юные засранцы.

      Безоблачная старость – это миф,

      поскольку наша память —

      ширь морская,

      и к ночи начинается прилив,

      со дна обломки прошлого таская.

      Хоть мы браним себя, но все же

      накал у гнева не такой,

      чтоб самому себе по роже

      заехать собственной рукой.

      Куча у меня в моем дому

      собрана различного всего,

      многое – бесценно, потому

      что совсем не стоит ничего.

      Будь в этой жизни я трезвее,

      имей хоть чуть побольше лоска,

      уже давно бы я в музее

      пылился статуей из воска.

      Не хочется довольствоваться малым,

      в молитвенных домах

      не трону двери,

      небесным обсуждался трибуналом

      и был я присужден им к высшей вере.

      Во всех веках течет похоже

      сюжет, в котором текст не нужен

      и где в конце одно и то же:

      слеза вдовы и холм над мужем.

      У врачебных тоскуя дверей,

      мы болезни вниманием греем

      и стареем гораздо быстрей

      от печали, что быстро стареем.

      Сев тяжело, недвижно, прочно,

      куда-то я смотрю вперед;

      задумчив утром так же точно

      мой пес, когда на травку срет.

      В повадках канувшей империи,

      чтоб уважала заграница,

      так было много фанаберии,

      что в нас она еще дымится.

      Везде в чаду торгового угара

      всяк вертится при деле,

      им любимом,

      былые короли гавна и пара

      теперь торгуют воздухом и дымом.

      Пью водку, виски и вино я,

      коньяк в утробу лью худую,

      существование иное

      я всем врагам рекомендую.

      А мужикам понять пора бы,

      напрасно рты не разевая,

      что мирозданья стержень – бабы,

      чья хрупкость – маска боевая.

      За то, что некогда гоним был

      и темным обществом помят,

      я не украшу лик мой нимбом,

      поскольку сильно был не свят.

      Есть