Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Напомнит о помыслах добрых

      в минувшее кинутый взгляд,

      и вновь на срастившихся ребрах

      следы переломов болят.

      Настырный сон —

      хожу в проходе,

      на нарах курят и галдят,

      а я-то знаю: те, кто ходят,

      чуть забывают, что сидят.

      В пыли замшелых канцелярий,

      куда я изредка захаживал,

      витают души Божьих тварей,

      когда-то здесь усохших заживо.

      Страдал я легким, но пороком,

      живя с ним годы беспечальные:

      я очень склонен ненароком

      упасть в объятия случайные.

      Тоску, печаль, унынье, грусть,

      угрюмых мыслей хоровод —

      не унимай, Господь, но пусть

      они не застят небосвод.

      Всегда в удачно свитых гнездах,

      как ни темны слова и лица,

      совсем иной житейский воздух,

      чем в доме, склонном развалиться.

      Когда устал, когда остыл

      и на душе темно и смутно,

      любовь не фронт уже, а тыл,

      где безопасно и уютно.

      В игре, почти лишенной правил,

      чтоб не ослабло к ней влечение,

      Творец искусно предоставил

      нам пыл, азарт и помрачение.

      Увы, чистейшей пробы правда,

      поддавшись кличу боевому,

      как озверевшая кувалда,

      подряд молотит по живому.

      По всем векам летит булыжник,

      и невозможно отстраниться,

      а за стеклом – счастливый книжник

      над некой мудрою страницей.

      Сейчас пойду на именины,

      явлю к напиткам интерес

      и с ломтем жареной свинины

      я пообщаюсь наотрез.

      Что было в силах – все исполнили,

      хоть было жить невыносимо,

      а долгий свет не свойствен молнии,

      за то, что вспыхнули, спасибо.

      Не зря, упоенно сопя и рыча,

      так рабской мы тешились пищей:

      я музу свободы вчера повстречал —

      она была рваной и нищей.

      Мне ничуть не нужен

      пруд пейзанский,

      мне не надо речки и дождя,

      я колодец мой раблезианский

      рою, от стола не отходя.

      Что-то никем я нигде не служу,

      что-то с тоской то сижу, то лежу,

      что-то с людьми я не вижусь давно,

      всюду эпоха, а мне все равно.

      Все, что в душе носил, – изношено,

      живу теперь по воле случая

      и ничего не жду хорошего,

      хотя упрямо верю в лучшее.

      Нетрудно обойти любые сложности,

      в себе имея к этому готовность:

      мои материальные возможности

      мне очень помогли возжечь духовность.

      Вполне терпимо бытие,

      когда с толпой – одна дорога,

      а чтобы гнуть в судьбе свое,

      его должно быть очень много.

      Держусь я в стороне

      и