Узлы и нити. Константин Кропоткин
душисто-свежему, юному бытию их дополнительную глубину, и должен бы разноситься по самым дальним закоулкам, вширь и ввысь молодежного счастья звон.
Ведь ясно же, что так, как сейчас, никогда больше не будет. Смотри, дыши, слушай, запоминай, желай, люби, – люби….
В самый канун учебного года прибыл отец Барби. Он привез шкафы от старой кухни, обшитые фанерой из поддельного красного дерева. Он приколотил шкафчики сообща с Кеном, оказавшимся не слишком рукастым. Еще они с Барби съездили в мебельный магазин и накупили всяких полезных мелочей. Бабушка, мать отца, прислала внучке овечью шкуру, сообщив письменно, что надо спать на шкуре, как на простыне, это хорошо для спины, особенно если подолгу приходится сидеть.
«Я думала, что ты выберешь медицину, – написала бабушка в письме, которое отец привез ей вместе со шкурой, – но инженер, это хотя бы не пилот самолета», – сарказма не лишенная, она припомнила внучке нелепую идею, с которой недолго пожила Барби; девушка хотела научиться летать и даже записалась тайком на курсы парашютистов (папа страшно кричал, мама плакала).
У молодых людей были раздельные спальни, что должен был заметить отец Барби, располагаясь на ночлег меж комнат, на своем же старом диване в темном подобии гостиной (а магическая коробочка еще не светила; Барби, собирая в родительском доме вещи, отложила ее, чтоб не разбить крашеное стекло, и в суматохе забыла). Вопросов о том, кто где спит, отец не задавал, хотя Кен хотел на них ответить, подчеркивая наличие в каждой из комнат по одной узкой кровати. Наутро, сервируя вежливый, без экивоков омлет, юноша сообщил, что у каждого свой мир, и финансы раздельны, и университеты. Они друзья – в том числе и по квартирному чуду, не преминула подтвердить и Барби, сидя рядом за крохотным столиком с волосами, завязанными в конский хвост.
– А зачем тогда вместе живете, если у каждого свое? – с усмешкой спросил отец, которому едкости было дано даже больше, чем его матери.
– Мы порицаем добрачные отношения, – сказал Кен.
Отец не поверил, отметив про себя, что дочь его выросла в настоящую топ-модель (в чем был не вполне прав), что парень ее в поступках мелковат, и вряд ли обнаружит в себе когда-нибудь задатки крупного лидера (в чем прав был совершенно). Но молодежи не мешал, – полагая себя исключительным знатоком человеческих душ, он не замечал в любимице-дочери признаков недовольства; красную коробочку-лампу пообещал доставить в следующий раз.
И приезжала мать. Была неспокойна, что дочь приняла на свой счет, хотя были у смятения иные причины. Ночевать у дочери и ее парня не стала и постаралась не создавать неловкости – знатоком человеческих душ себя не числила, но отношения молодых людей были ей очевидны, а семейные спектакли уже надоели, – и потому, еще до приезда, еще только объявив дочери о визите, добавила, что сняла недалеко «симпатичный недорогой отель» (оказавшийся на поверку ни тем, ни другим).
В свой день непоздним вечером она пришла к молодежи с визитом вежливости, извинилась,