Все мои дороги ведут к тебе. Книга третья. Ольга Шипунова
которого нет на всем белом свете. Содом и Гоморра, не иначе! Что может спасти нас? Чья-то жестокая рука? Бога? Или палача? Да не все ли равно? Этот гнойник необходимо оперировать, хоть огнем, хоть потопом вымывать всю эту грязь и порчу, иначе тьма, пропасть, гибель…
Никита тяжело сглотнул и вытащил спички. Поджигая одну за другой, пытался подсветить обшарпанный подъезд, прислушиваясь к неясным шорохам и приглушенным голосам где-то наверху. Ольга испуганно замедлила шаг. Никита притянул ее к себе, пытаясь подсветить и понять, что это был за шум. Послышался скрип и звук закрывшейся двери. Ольга облегченно вздохнула, останавливаясь у одной из многочисленных коричневых дверей длинного темного коридора второго этажа.
– Вам не стоит ходить одной по ночам. Здесь крайне небезопасно, – произнес Никита, держа горящей спичку, пока Ольга искала ключ в сумочке.
Из темной небольшой комнаты пахнуло старой мебелью и затхлостью. Комната производила тягостное впечатление серыми стенами и тусклым светом керосинки. В ней было тихо. В углу на узкой кровати спала малышка, обложенная подушками, чтобы не скатилась на пол. У окна, на стуле за столом, сидел Григорий в светлой рубахе и темных штанах, вытянув единственную ногу и уронив голову на руку. Он явно дремал. Однако звук открывшейся двери заставил его вздрогнуть и повернуть израненное лицо, которое в тусклом свете лампы казалось особенно страшным. Тяжело опираясь руками о стол, а здоровой ногой об пол, он долго неповоротливо вытаскивал искалеченную ногу, пытаясь опереться на подвязанную к ней деревянную культю.
– Гришенька, это я. Не вставай, – Ольга быстро скинула пальто, перчатки, шляпку с головы и, не глядя на Шацкого, стремительно подошла к Грише, обнимая за плечи и касаясь губами его обожженной щеки. – Соседка ушла? Как Анечка? Не капризничала?
– С кем ты? – проронил он глухо, тревожно прислушиваясь и не отвечая на ее вопросы. – Где ты была так долго?
Никита стоял возле двери, наблюдая за представшей картиной. Вид безногого обезображенного человека производил неизгладимое впечатление. Ольга что-то тихо ему говорила, явно ощущая неловкость в присутствии Шацкого, пытаясь успокоить, но Григорий явно злился своей немощности и постороннего человека. Он тяжело дышал, с трудом удерживая тело на одной ноге, сильно корчил лицо, когда приходилось опираться на деревянную культю, и все пытался рукой обнаружить постороннего.
Никита сделал шаг в его сторону и, поймав руку Григория, негромко произнес:
– Добрый вечер. Никита Васильевич Шацкий, я – друг вашей семьи, – голос его стал глух. Никита перевел взгляд на Ольгу, которая в некотором замешательстве во все глаза смотрела на него. – Ольга Павловна сказала, что вы собираетесь в Европу? – добавил он, снова переводя взгляд на калеку, не вынимая своей руки из его ладони.
– Друг? – переспросил Григорий, нервно передернув плечами и шеей. – Откуда вы? Что она вам пообещала за помощь? – он