Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко
о всеобщей пользе, а решали вопрос-то, в общем, частный, междусобойный. И оба это знали. Президент понимал, что Баров и Штегнер хотят себе Топливную, а вместе с ней и перспективу подхватить знамя в разгроме Углеводородной. Штегнер и Баров были близкими к нему и верными людьми, и их желания были так понятны. Но также понимал он и то, что Плетнев и Ковыляев будут сильно, отчаянно сопротивляться и не захотят отдать то, что они считают своим, Штегнеру с Баровым. А Плетнев с Ковыляевым были тоже верными людьми и близкими людьми, и их эмоции были тоже хорошо понятны. Откажешь первым – начнут ходить, лезть, ныть, не отделаешься носить красивые, умные бумаги, показывать презентации, совать какие-нибудь фотографии, доказывать, что вместе Газовой и Топливной – гораздо лучше, чем по отдельности, рисовать картины светлого будущего. Согласишься – начнут ходить и ныть вторые, будут носить красивые, умные бумаги, показывать свои презентации, совать фотографии, доказывать, что Топливной с Газовой никак не быть вместе, рисовать всякие апокалипсические картины.
Президент не любил выносить окончательных решений. Вот и здесь – он хотел отстраниться, отойтити в сторону, «встать над схваткой» и собственным вмешательством снисходить только в случае крайней необходимости. А лучше и вообще не снисходить. Верховный судья, Бог-в-машине. Какой чиновник не любит себя в такой роли? Президент себя таким очень любил. Пускай все эти верные и близкие люди между собою сами разбираются, пускай хоть глотки друг другу перегрызут. И Премьер этот… сам дурак… чего, спрашивается, полез, занимался бы себе своими неурожаями… Ничего – подерутся, пободаются, а там… поглядим… может, оно как-нибудь само собой… может, как-нибудь рассосется со временем…
Вот только бы не выплеснули они эти помои наружу, сдуру-то, с перепугу…
Оглашенное вот таким образом, вроде бы спонтанно и вроде бы без подготовки, решение о совершенно беспрецедентном по масштабам для постсоветской экономики организационном усилии стало неожиданным далеко не для всех. Не все знакомые с ситуацией языки держались за зубами достаточно плотно, и слухи о лоббистских поползновениях «газовой» группы сначала сочились, а потом и вовсе лились наружу обильными потоками. Как пиарщик Топливной, что называется, по долгу службы, Щеглов не раз оказывался на пути у этих слухов. Неоднократно приходилось ему, изворачиваясь, отшучиваться от своих бывших коллег, прикрываться горькими усмешками, язвительными фразами и даже длинными монологами о том, что столь масштабные задачи в принципе непосильны «этому государству» и что, скорее уж, оно надорвется и рухнет от неразрешимых противоречий, чем сумеет провернуть всю эту затею. Уже зная немало изнутри «это государство», Антон повторял свои насмешки раз за разом, но, чем увереннее повторял он их, тем менее понимал, кого своим высокомерным пренебрежением он хочет убедить в большей степени: журналистов, которым он это