Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко
знаниями ни выгод никаких в реальной жизни, ни любви и внимания окружающих не сыщешь. Одни посаженные глаза. И свалив с себя груз ответственности за семейный дом и за хозяйство, стал Толя сэкономленную энергию направлять на дела, имеющие резонанс более широкий, звучание, можно сказать, общественное. Да и от славы книжника, подтверждаемой всем внешним видом положительного мальчика в очках с толстыми уменьшительными стеклами, надо было как-то избавляться.
Толя вступил в комсомол и быстро-быстро стал показывать себя активным и добросовестным организатором, прогрессивно мыслящим, чутким к духу времени и лояльным любому начальству, чью любовь он тоже так усердно старался заслужить. Как и дома, тащил он и здесь воз, который не каждому увезти, и, несмотря на заработанные тяжелым деревенским детством проблемы со здоровьем, техникум окончил с отличием.
После Бугуруслана – какая дорога у оренбуржского нефтяника? Ну конечно – в Уфу, в Уфимский нефтяной институт, куда съезжались учиться те, для кого Москва и Баку были недостижимой мечтой, в место, где ковались надежные профессиональные кадры для небольших и средних, но вполне себе крепких советских «объединений». Уфимский институт, хоть и был сам недалеко, хоть и не сулил сам по себе выдающихся перспектив, но почти наверняка давал Толе возможность навсегда покинуть опостылевшее Оренбуржье. А о большем он тогда и не думал.
В Уфе Толя впервые по-настоящему ощутил вкус городской жизни: он учился, занимался спортом, ухаживал за девушками. И все это очень нравилось ему, и он верил, что впереди у него – большое будущее.
В институте Ковыляев стал уже комсоргом курса, и очень старательно и очень добросовестно вел он пропагандистскую и организационную работу среди своих однокурсников, внимательно следил за тем, чтобы все они были такими же четкими, такими же исполнительными, такими же правильными, как и он сам, и чтобы начальство было и им, и остальными довольно.
Но, соответствуя, таким образом, сам всегда и требованиям, и веяниям, уже тогда начал Толя замечать, что далеко не все люди столь же прилежно, как и он, стремятся к аккуратности и исполнительности, а многие – так даже, страшно подумать, и недолюбливают начальство, и вовсе не стараются всеми силами заслужить его любовь. Такие люди Ковыляеву совсем не нравились, и казались они ему глупыми, недальновидными, нерасчетливыми, или даже просто обнаглевшими от сытости, зажравшимися, не видавшими настоящей жизни людьми.
На третьем курсе Толя женился на своей однокурснице – такой же правильной, простой деревенской девушке, такой же правильной, как и он сам. Звали ее так же, как и его младшую сестру, – Таня, и была она – настоящей русской красавицей, со светлыми волосами, голубыми, как небо, глазами, мягким, округлым лицом. И вся она была такая вот округлая, мягкая и добрая, и непонятно было, как вообще могла оказаться такая девушка среди не страдающих от излишеств