Паломничество Чайльд-Гарольда. Джордж Гордон Байрон

      Увы, Афина, нет твоей державы!

      Как в шуме жизни промелькнувший сон,

      Они ушли, мужи высокой славы,

      Те первые, кому среди племен

      Венец бессмертья миром присужден.

      Где? Где они? За партой учат дети

      Историю ушедших в тьму времен,

      И это все! И на руины эти

      Лишь отсвет падает сквозь даль тысячелетий.

      О сын Востока, встань! Перед тобой

      Племен гробница – не тревожь их праха.

      Сменяются и боги чередой,

      Всем нить прядет таинственная Пряха.

      Был Зевс, пришло владычество Аллаха,

      И до тех пор сменяться вновь богам,

      Покуда смертный, отрешась от страха,

      Не перестанет жечь им фимиам

      И строить на песке пустой надежды храм.

      Он червь земной, чего он ищет в небе?

      Довольно бы того, что он живет.

      Но так он ценит свой случайный жребий,

      Что силится загадывать вперед.

      Готов из гроба кинуться в полет

      Куда угодно, только б жить подоле,

      Блаженство ль там или страданье ждет.

      Взвесь этот прах! Тебе он скажет боле,

      Чем все, что нам твердят о той, загробной доле.

      Вот холм, где вождь усопший погребен,

      Вдали от бурь, от песен и сражений, —

      Он пал под плач поверженных племен.

      А ныне что? Где слезы сожалений?

      Нет часовых над ложем гордой тени,

      Меж воинов не встать полубогам.

      Вот череп – что ж? Для прошлых поколений

      Не в нем ли был земного бога храм?

      А ныне даже червь не приютится там.

      В пробоинах и свод его и стены,

      Пустынны залы, выщерблен портал.

      А был Тщеславья в нем чертог надменный,

      Был Мысли храм, Души дворец блистал,

      Бурлил Страстей неудержимый шквал,

      Но все пожрал распада хаос дикий,

      Пусты глазницы, желт немой оскал.

      Какой святой, софист, мудрец великий

      Вернет былую жизнь в ее сосуд безликий?

      «Мы знаем только то, – сказал Сократ, —

      Что ничего не знаем». И, как дети,

      Пред Неизбежным смертные дрожат.

      У каждого своя печаль на свете,

      И слабый мнит, что Зло нам ставит сети.

      Нет, суть в тебе! Твоих усилий плод —

      Судьба твоя. Покой обрящешь в Лете.

      Там новый пир пресыщенных не ждет.

      Там, в лоне тишины, страстей неведом гнет.

      Но если есть тот грустный мир теней,

      Что нам мужи святые описали,

      Хотя б его софист иль саддукей

      В безумье знаний ложных отрицали, —

      Как было б чудно в элизийской дали,

      Где место всем, кто освещал наш путь,

      Услышать тех, кого мы не слыхали,

      На тех, кого не видели, взглянуть,

      К познавшим Истину восторженно примкнуть.

      Ты,