Грань искупления. Анастасия Стер
Я чувствую, как искры адреналина скапливаются прямо в руках и ногах, заставляя меня делать хоть что-то, чтобы дать ей выход. В тюрьме в таких случаях я качал пресс или отжимался. Сейчас же предпочитаю бегать или боксировать, но в данную секунду я не могу сделать ничего: только продолжать тихо идти вперед, чуть покачиваясь на пятках, чтобы сбавить напряжение.
Мы останавливаемся в нескольких шагах от автомобиля, ожидая специальный сигнал, – нам необходимо убедиться, что за рулем свой человек, а не подстава. Водитель высовывает руку из окна и медленно показывает сначала один палец, а потом три – тринадцать. Число нашей Фамилии. Я и Доминик подходим ближе. Сажусь на заднее сидение, он проделывает то же самое с другой стороны. Водитель сразу же трогается задним ходом, все также не включая фар. Я позволяю себе громко выдохнуть лишь тогда, когда мы выезжаем на шоссе, и прибавляем скорости, наконец обозначая свое присутствие.
– Ты просто идиот, Адриан, – рычит Доминик, стягивая с черных волос капюшон и поворачиваясь ко мне. – Ты не понимаешь, что нам нельзя отсвечивать?! Крысы на каждом углу, мать твою. И вместо того, чтобы сидеть и ждать Теней, мы едем в чертов центр города ради убийства какого-то козла?
– Он повысил на нее голос, – бросаю я, нервно тряся коленкой. Не выдерживая напряжения, стягиваю с руки перчатку, и достаю из кармана черных джинс пачку сигарет, сразу же закидывая одну в рот.
Как же сложно принять тот факт, что Трэйси больше не наша земля. С этим город связано слишком много всего. Это наш чертов дом, но мы вынуждены вести себя, как нежеланные гости. Меня невероятно злит тот факт, что я не могу спокойно пройтись по улицам города, не могу сходить к дому, в котором жил до колонии. Я вынужден спать в чертовом гараже, деля старый матрас с Домиником. Конечно, мы провели за решеткой добрых семь лет своей жизни, и успели привыкнуть к дерьмовым условиям, но сейчас все изменилось.
Мы должны были оставаться на нашем месте и ждать Теней с докладом, но планы поменялись, когда сегодня днем я стоял в переулке и слушал, как какой-то козел кричит на мою женщину. На Зиару Грейсон. Он не знал, что она принадлежит мне, – скорее всего, этого не знает даже она, – но ни одна собака не посмеет проявлять неуважение к тем, кто мне нужен и дорог. А Зиара целиком и полностью моя. И теперь мы едем к дому этого засранца, чтобы проучить его.
Я нервно затягиваюсь сигаретой, стряхивая пепел прямо на пол автомобиля. Моя нога неистово трясется, а внутри полыхает пламя безумия и жажды крови – предвкушаю убийство, которое буду совершать так медленно и жестоко, что, скорее всего, не смогу уснуть сегодняшней ночью.
Я откидываю голову назад, упираясь взглядом в окно, за которым проносятся огни ночного города, яркие дорожные знаки и бесчисленное количество деревьев. Как же хочется выйти из этого чертового автомобиля и просто пробежаться прямо по шоссе. Бежать так долго и быстро, чтобы темнело в глазах. Чтобы ноги стали деревянными, а легкие разорвало от воздуха. А еще мне хочется орать, раскинув руки в сторону. Орать, пока мой голос не сорвется, а кашель не разорвет грудь