Скорбная песнь истерзанной души.

      Обычно бывало гораздо хуже. Подбегал какой-нибудь мерзкий парнишка (таких в дружине, как и везде, было полным-полно), вроде Вальтера Агореева, грубо приобнимал её за плечо и говорил:

      – Эй, приветик! Чего такая грустная?

      Тори даже не смотрела на него. Скидывала его руку с плеча и торопливо шагала в сторону своего дома.

      – Отвали от меня, Вальтер, – говорила она. – Пусть друзья твои тебе подрочат.

      Он широко улыбался, обнажая пожелтевшие от сигарет зубы. Улыбка от чего-то старила этого парня лет на десять.

      – А мне, может, – отвечал он, – именно твои ручки нравятся. Я знаю тут одни место укромное… пойдём?

      Он брал её за руку, пытался поцеловать. Тори вырывалась, давала ему пощёчину, но его это только подстёгивало каждый раз. Он мог схватить её за ягодицы, за грудь, приобнять за талию. Заканчивалось всё бурной ссорой и руганью. Тори возвращалась домой. Говорила отцу, что больше не выйдет в этот дурацкий патруль, но не говорила, почему. А он убеждал её, что это необходимо для общего блага. И через несколько дней, если никого из взрослых не было поблизости, всё повторялось вновь.

      Я был едва ли не единственным, кто не пытался пригласить её на свидание, не хватал её ни за какие части тела, не говорил гадостей, не кидал сальных шуточек. Уж не знаю, в чём тут дело, но мне просто не хотелось. Я видел в ней прежде всего человека, которому всё это жутко надоело. Жизнь в этом районе, здешние люди. Ей хотелось жить иначе. Я видел в ней соратника. Ибо она испытывала, в общем-то, те же чувства, что и я.

      Так мы сблизились, сдружились. За это меня возненавидели остальные парни.

      – Этот урод просто сам хочет ей засадить, – сказал как-то раз Вальтер, когда я проходил мимо их компашки. До меня донеслись его слова, я посмотрел на него.

      – Чо?! – он обращался теперь ко мне. – Думаешь, если будешь за ней бегать, как шавка, она тебе даст? – он толкнул меня плечом.

      Я остановился. Глядел ему в глаза и молчал. Их было человек шесть, наверное. Около того. Стояли за спиной Вальтера. Каждый выкидывал время от времени какую-нибудь фразочку. Они не терпели тишины.

      – Ты смотри, как он надулся! – смеялся один.

      – Лопнет щас! – поддакивал второй. Смеялись всей толпой. Смеялся Вальтер.

      – Чо пялишься?! – сказал он и с силой ткнул меня в грудь. Я сделал шаг назад. Он ткнул меня раз-другой. А я пятился, смотрел на него и молчал.

      – Вот ведь придурок! – прошипел Вальтер и врезал мне в челюсть.

      Удар был не самым сильным, но его друзья пришли в полный восторг. Хотя я всего-навсего слегка отклонился в сторону. Кровь стучала в висках. Сердце быстро колотилось. Перед глазами у меня возник кучерявый здоровяк Гектор Сува. Мы стоим в школьном коридоре. Вокруг нас толпа. Его кулачище врезается в мой нос, вдавливая его в лицо. Я корчусь и падаю243, из носа льётся кровь. Гектор Сува исчезает вместе с толпой и школьным