Вихорево гнездо. Женя Каптур
Одного быстрого взгляда баггейна хватило, чтоб Пыля смолкла. Владела Юшка дивным талантом – умела смотреть на людей матом. – Смекнула! Не серчай, управлюсь как-нибудь сама! Травница я или как?
– Или как.
– Юшка! Обидно же…
Пребывал молодец в бреду горячечном. Стонал, руками сучил, все бежать куда-то порывался. Огромного труда стоило Пыле парня по рукам и ногам связать, чтоб тот ни себя, ни ее ненароком не прибил. В борьбе той правой ей даже заехали кулаком в ухо! Долго в нем опосля звенело. Оборотень наотрез отказалась помогать. Стояла в дверном проеме, руки в боки, и мерзко подхихикивала. Пыля на ту не серчала. И сама Юшка выглядела до нельзя вымотанной. Того и гляди, ей-ей, свалится рядом и откачивай двоих.
С приготовлением отваров баггейн, скрипя сердцем, все ж подсобила. Нервничала травница, поспешала, все из рук у нее валилось. Стоило очередному отвару убежать из котелка – не выдержала Юшка и на подмогу кинулась. Огрела Пылю мешалкой по лбу, и сама за дело взялась, браниться не забывая:
– А-а-а, гала, да ты стебешься! Уйди, михрютка61! Я на смертном одре могу сварить лучше, чем ты в расцвете сил!
Отпаивала Пыля недужного, вливая по каплям горький живительный отвар. Развешивала под потолком чертополох – отпугнуть нечистый дух. Жгла травы целебные, шепча наговор от имени сестер лихорадок: Мне есть имя Трясея. Не может тот человек согреться в печи. Мне есть имя Огнея. Как разгорятся дрова смоленые в печи, так разжигает во всяком человеке сердце. Мне есть имя Ледея. Знобит род человеческий. Мне есть имя Гнетея. Ложится у человека в ребре, как камень, вздохнуть не дает, охнуть не дает. Мне есть имя Хрипуша. Стоя кашлять не дает, у сердца стоит, душу занимает, исходит из человека с хрипом. Мне есть имя Глухея. Та ложится у человека в голове, и уши закладывает, тот человек глух. Мне есть имя Переходная. Перехожу у человека по разным местам с места на место, ломлю кости, спину, поясницу, главу, руки, ноги; ною, сверблю, мощу, сушу, крушу человека, тоску, скуку, печаль, невеселие творю…
Третьего дня хвори напекла Пыля двенадцать пирожков. Ушла с ними в лес и разложила по двенадцати пенькам, приговаривая: Двенадцать сестер, берите все по пирожку и не ходите к больному!
Всякую ночь истомленная засыпала Пыля у постели больного. Качала баггейн рогатой головой. Рычала на баечника, не пускала кошмары на дремлющих кликать. Покой стерегла. Юшка стерегла. Вновь и вновь.
Глава 8. Дети в темном лесу
Ваши темные души, в Аду проводящие дни, вышли сегодня наружу, обнялись, узнались и за стол провели. Черноплодной рябины вино разливалось рекой, и неспешной беседы журчал их покой.
Утро пахнет корицей и пылью. Накрахмаленными простынями, что хрустят корочкой свежего хлеба. Хлебом утро тоже пахнет. И никакой тебе гнили болотной иль бражки кислой. Людвиг потирает лицо, колется о щетину. Сколько он проспал? Сон его был так крепок, что не пробудили молодца ни склоки за кость сорочьи шумные, ни мыши в мешках с крупой шуршащие, ни прокравшаяся в чердачное оконце красавица-куница. Облизал зверек хитрую
Михрютка – неуклюжий/неуклюжая.